ТРЕБОВАНИЯ СТРАТЕГИИ К ЭКОНОМИКЕ.

Война всегда была тесно связана с экономикой, с экономическим положением и экономическими возможностями противоборствующих сторон, поскольку для ведения войны необходимо обеспечивать вооруженные силы оружием, боеприпасами, самыми разными материальными средствами. А чтобы иметь эти средства, их надо либо приобрести за валюту, либо произвести, выделяя для этого соответствующие производственные мощности, сырьевые и топливные ресурсы, рабочую силу. Иначе говоря, сила армии и флота, их боевая мощь обуславливаются, прежде всего, возможностями экономики, ее способностью обеспечивать многообразие военных потребностей.

И хотя о взаимосвязи войны и экономики люди знали давно, подлинно научное, материалистическое объяснение природы и сущности войны как общественно-исторического явления, соотношения войны и экономики сложилось лишь к началу текущего столетия.

«Ничто так не зависит от экономических условий, как именно армия и флот», - к такому выводу пришел Ф. Энгельс на основе анализа всех известных ему войн. Он же научно доказал, что истоки, причины войн надо искать не в биологических и физиологических особенностях человека, не в умах государственных деятелей, а в экономике, в материальных условиях жизни общества.

Естественно, что по мере развития средств вооруженной борьбы необходимость приобретения экономических знаний для военных кадров становилась все более очевидной. Сразу после гражданской войны в ходе проведения военной реформы 20-х годов один из наиболее активных реформаторов Вооруженных Сил СССР М.В. Фрунзе пришел к выводу, что «...наши полководцы должны быть во всеоружии знаний не только военных, но и политических и экономических, ибо теперь все это переплетается в одно единое целое, и без знания этих моментов нельзя с успехом руководить армией».

Вопросы военной стратегии, стратегии политической и экономической теснейшим образом переплетаются в единое целое. Такую точку зрения разделяли такие военачальники и ученые, как М.Н. Тухачевский, Б.М. Шапошников, В.К. Трандафилов, А.А. Свечин. На современном этапе укрепления обороноспособности страны, в связи с повышением роли качественных параметров вооруженных сил, экономическая подготовка военных кадров приобретает особую актуальность.

В современных условиях количество нитей, связывающих войну, военную деятельность в целом и экономику, продолжает расти. Экономический и научно-технический прогресс оказывают интенсивное и многообразное воздействие на строительство вооруженных сил, их вооружение и организационную структуру, систему управления войсками, на формы и способы вооруженной борьбы.

В свою очередь и стратегия выдвигает перед экономикой определенные требования, материальные запросы, которые необходимо учитывать при разработке планов экономического развития страны.

В этой связи в данной статье будут рассмотрены два вопроса:

1 .Взаимосвязь экономики, политики и войны; 2. Требования стратегии к экономике в современных условиях.

1. Взаимосвязь экономики, политики и войны

Новые тенденции и факторы мирового развития требуют все более глубокого анализа экономических аспектов военной деятельности стран, всестороннего изучения и оценки взаимоотношений и взаимовлияния экономического и военного факторов, экономики, политики и стратегии. Наряду с другими проблемами весьма важно представлять, как меняется в мире соотношение наличных и потенциальных экономических сил, какое влияние Называют экономические интересы на внешнеполитические позиции и стратегические концепции государств, в какой мере прогресс в области науки и техники, сдвиги в материальном производстве воздействуют на развитие военно-политической обстановки, какова роль экономических факторов в эволюции возможного характера современной войны, в изменении ее интенсивности и последствий.

Познавать закономерности экономического обеспечения войны и использовать их в интересах вооруженной защиты страны можно лишь на основе всестороннего выяснения се взаимосвязей с экономикой.

В современных условиях продолжается соперничество между ведущими экономическими центрами: борьба за рынки сбыта, источники сырья, сферы приложения капитала. Примером тому могут служить события в зоне Персидского залива. Возникают противоречия и между отдельными государствами и нередко внутри их самих.

Изучая основные связи экономики и войны, необходимо! Иметь ввиду прежде всего влияние, которое оказывает экономика на цели, характер и планы войны, на материально-техническую базу и военную мощь государства, на размах и способы ведения военных действий, на ход и исход войны.

Говоря об экономической обусловленности войн, следуете иметь ввиду, что они порождаются не непосредственно экономикой, а через политику.

Определенные экономические условия не только обуславливают через политику возникновение войн, но и определяют их! цели и характер. Нельзя не согласиться с Ф. Энгельсом в том, что«Насилие есть только средство, целью же является, напротив, экономическая выгода». Если война ведется во имя ограбления, порабощения других народов и получения сверхприбылей, то она неизбежно преследует захватнические цели и носит несправедливый характер. Если же война ведется народом во имя свободыи социального прогресса, за освобождение от эксплуатации и национального гнета, в защиту своей государственности или против агрессивного нападения, то она преследует освободительные цели и носит справедливый характер.

Разработка плана войны и способов ее ведения должна осуществляться лишь при глубоком учете всех экономических факторов, влияющих на войну. Эту мысль высказал Начальник Генерального штаба ВС СССР М.Н. Тухачевский задолго до начала Второй мировой войны. «Каждая армия, - писал он, - должна соответствовать экономическим возможностям страны, ибо только на этих возможностях она может реально развернуть свою боевую силу и достигнуть тех боевых результатов, которых требует от стратегии политика». В современных условиях учет стратегией экономических возможностей стал еще более необходимым. Поражение Ирака в войне с многонациональными силами яркое тому подтверждение.

Зависимость войны от экономики проявляется прежде всего в том, что последняя является материальной основой войн и военного строительства. Война как вооруженное насилие ведется государствами при помощи оружия, без которого сила перестает быть силой. Такое утверждение не противоречит мнению Ф. Энгельса о том, что «... победа насилия основывается на производстве оружия, а производство оружия, в свою очередь, основывается на производстве вообще...»"

Роль экономики как материальной базы ведения войны усиливалась по мере развития производительных сил. Особенно она возросла в войнах двадцатого столетия. Это объясняется тем, что прогресс в важнейших отраслях индустрии, в науке и технике создал огромные потенциальные возможности для появления новых видов вооружения и военной техники, их массового производства. И это не замедлило проявиться уже в ходе Первой мировой войны. На вооружении армий появились танки, самолеты, подводные лодки, пулеметы, взрывчатые и отравляющие вещества, тяжелая и полевая артиллерия, которые составили материальную основу для развертывания многомиллионных армий.

Одновременно индустриальное развитие стран обусловило повышение культурно-технического уровня населения, рост производительности общественного труда. А это дало возможность по-новому поставить вопрос о подготовке людских резервов для вооруженных сил. Путем введения сокращенных сроков прохождения службы в армии и на флоте значительная часть военнообязанных прошла обучение в мирное время. Благодаря этому воюющие страны при мобилизации смогли увеличить численность вооруженных сил мирного времени в четыре-пять раз.

Дальнейшее мощное развитие производительных сил еще более усилило материальную базу войны, что позволило гигантски развернуть военное производство к началу Второй мировой войны. Если во время Первой мировой войны шесть государств - США, Англия, Германия, Франция, Италия и Россия - произвели около 9 тыс. самолетов, более 9 тыс. танков, около 150 тыс. орудий, то во Второй мировой войне США, Англия, Германия и Италия за 1939-1945 годы и СССР за 1941-1945 годы произвели 495,8 тыс. боевых самолетов, 279,8 тыс. танков и САУ (штурмовых орудий), 1758, 9 тыс. орудий.

Возросшие материальные возможности позволили в 1,5 раза по сравнению с Первой мировой войной увеличить численность вооруженных сил воевавших государств.

Мировые войны показали, что численность и техническое оснащение вооруженных сил определяются уровнем развития экономики. Чем выше уровень развития промышленности, сельского хозяйства, транспорта, чем большими финансовыми, сырьевыми и трудовыми ресурсами располагает государство, тем большей военной мощью оно обладает.

В условиях научно-технической революции, развернувшейся в послевоенный период, роль экономики как материальной базы еще более возросла. Создание современных видов оружия и боевой техники требует наличия высокоразвитой и мощной индустрии. Не каждому малому и даже среднему по экономической мощи государству посильно производство всех видов современного оружия. В таких странах мощь вооруженных сил, ход и исход войны будут в значительной степени зависеть от экономического состояния страны, от состояния внешнеэкономических связей и финансовых возможностей.

Экономика, будучи материальной основой войны, через производство или приобретение оружия и военной техники оказывает

решающее влияние на организационную структуру вооруженных сил и способы ведения войны. Такая зависимость была сформулирована в виде общей военно-экономической закономерности Ф. Энгельсом: «Вооружение, состав, организация, тактика и стратегия, - писал он, - зависят прежде всего от достигнутой в данный момент ступени производства и от средств сообщения».

Эту мысль подтверждает вся история развития военного дела: изобретение пороха и нарезного огнестрельного оружия привели на полях сражений к возникновению рассыпного строя; нарезная артиллерия обусловила глубокое построение боевых порядков и поражение противника на большую глубину; массовое поступление на вооружение армий танков, самолетов, автомобилей обусловило во Второй мировой войне переход к маневренным способам ведения боевых действий и реализации на практике теории «глубокой операции».

Влияние достигнутого уровня развития экономики на изменение состава и организационной структуры вооруженных сил особенно ярко проявилось на современном этапе военного строительства. Создание и массовое производство ракетно-ядерного оружия, внедрение в войска электронной техники, современных образцов обычных видов вооружения вызвали коренные изменения в организационной структуре вооруженных сил всех индустриально развитых государств мира.

Ракетно-ядерное оружие положило начало новому этапу в развитии стратегии и тактики. Однако, в последние годы по мере того, как все более очевидным становится невозможность безнаказанного применения ядерного оружия, официальные взгляды ядерных держав на возможные типы и характер будущих войн все более концентрируются вокруг вывода о том, что роль и значение обычной войны резко возрастает. Такой эволюции взглядов способствуют возросшие боевые показатели новых обычных видов оружия и военной техники. Сегодня ряд систем обычного оружия уже близок по эффективности к тактическим ядерным боеприпасам. Например, залповый огонь одного дивизиона современной реактивной системы за 30 секунд обрушивает около 35 тонн ракет на дальность до 20 км, создавая зону сплошного поражения на площади более 1 кв. км (истребитель-бомбардировщик - до 1,5 кв. км, а бомбардировщик типа Б-52 - до 8 кв. км).

Дальность огневого поражения артиллерией и минометами увеличилась в 2 раза (с 15 до 30 км), тактической авиации -. не менее, чем в 5 раз (с 50 до 300 км), а истребителыю-бомбарди-ровочной - до 500 км и более. В итоге, глубина поражения современного поля боя по сравнению со Второй мировой войно возросла почти в 10 раз.

Создание новых высокоточных систем наведения и поражен! целей на большую дальность способствовало появлению ново натовской концепции «глубокого удара», включающей «воздушно-наземную операцию» и «борьбу со вторыми эшелонами». Разработка и испытание воздушно-космических средств вызывает необходимость разрабатывать и совершенствовать способы ведения операции по отражению воздушно-космического капа дения противника.

Примером влияния экономики на размах военных действ может служить опыт войны СССР против фашистской Германии Если в 1941 году созданные запасы позволяли Германии вести наступление на трех стратегических направлениях в общей полосе 2500 км, то в 1942 г. экономика Германии смогла обеспечить наступление своих войск лишь на одном стратегическом направлении в полосе 800 км, а в 1943 г. - лишь на двух оперативных направлениях в полосе 120 км (под Курском). Такое же влияние наглядно просматривалось с обеих сторон в последней Ирано-Иракской войне.

В истории войн немало примеров, свидетельствующих о влиянии экономического фактора на избрание (изменение) направления главного удара в стратегической операции.

Опыт мировых и локальных войн свидетельствует, что состояние экономики страны во многом предопределяет ход и исход войны в целом. Война в зоне Персидского залива не только подтвердила, но и продемонстрировала решающую роль новейшего оружия и военной техники (при других равных условиях) для достижения победы.

Другой стороной взаимосвязи войны и экономики является обратное влияние - войны на экономику. Прежде всего, война оказывает влияние на развитие экономики и ее отраслевую структуру через военные доктрины и стратегические концепции.

Так, в период подготовки Второй мировой войны политическое и военное руководство фашистской Германии выдвинуло в качестве официальной военной доктрины так называемую «молниеносную войну».

Как основной способ достижения военно-стратегических целей на сухопутных театрах военных действий эта доктрина рассматривала мощные массированные танковые и авиационные удары, а на море - удары подводных лодок. Такая стратегия обусловила преимущественное развитие авиационной, танковой и судостроительной промышленности. Кроме того, стратегия «молниеносной войны» ориентировала на создание предвоенной готовности экономики, т.е. на всемерное развитие и развертывание военного производства до начала войны.

Иначе обстояло дело во Франции, где господствовало убеждение о неизбежности позиционной войны. Оборона считалась наиболее сильной формой военных действий. Поэтому основные силы и средства тратились на создание оборонительной линии Мажино, а не на развитие танковой, авиационной и судостроительной промышленности.

После Второй мировой войны ярко просматривается влияние военно-стратегических концепций на развитие экономики, в частности, на примере США.

В начале 50-х годов в качестве официальной военной доктрины США была принята стратегия «ядерного возмездия». Она основывалась на монопольном владении Соединенными Штатами ядерным оружием. В соответствии с этой концепцией преимущественное развитие получили атомная, авиационная и радиоэлектронная промышленности.

В начале 70-х годов правительство США взяло курс на стратегию «реалистического устрашения». Эта концепция делала Упор на развитие наступательных стратегических сил. В широких масштабах осуществлялось совершенствование ракетно-ядерного оружия. В связи с этим, наряду с атомной, преимущественное Развитие получили авиаракетная и судостроительная промышлености.

В начале 80-х годов в США на вооружение была взята стратегия «прямого противоборства». Она определила курс на наращивание и совершенствование как стратегических, так и обычных вооружений, на распространение гонки вооружений в космосе, на достижение военно-технического превосходства над Советским Союзом. Это обусловило дальнейшее расширение авиаракетно-космической, атомной, военно-химической и всех других отраслей военной промышленности.

Борис Грозовский: Добрый вечер, дорогие друзья. Сегодня мы начинаем цикл из трех дискуссий, который ведет Кирилл Мартынов, редактор отдела политики «Новой газеты». Дискуссии эти будут идти с лагом в две недели, и посвящены они современным и будущим войнам. Мы очень рады, что большую помощь в организации сегодняшней дискуссии нам оказал Фонд Науманна. И один из сегодняшних спикеров – Карл-Хайнц Паке, декан факультета экономики в университете Магдебурга и вице-президент Фонда Науманна, известный экономист, автор нескольких прекрасных книжек по мировой экономике и мировой торговле. Второго сегодняшнего спикера не надо представлять, это Андрей Мовчан, один из лучших и самых известных российских экономистов и экономических колумнистов, директор экономической программы Московского Центра Карнеги. И третий – это Василий Жарков из Шанинки. На этом передаю слово Кириллу.

Кирилл Мартынов : Спасибо, добрый вечер. Борис сделал часть моей работы, представив наших сегодняшних участников. Я совсем коротко скажу о сегодняшней встрече, о тех вопросах, которые мы будем обсуждать. Я думаю, что говорить о них мы будем по-разному, с разных сторон в силу интересов наших спикеров. В одном из ранних произведений Виктора Пелевина под названием «Омон Ра» один из мудрых советских генералов сообщает, что время всегда делится на предвоенное и довоенное. И задача советского человека – понять, когда одно из этих времен переходит в другое. В течение большей части 90-х и особенно нулевых годов все это читалось как своеобразная историческая ирония. Но, к сожалению, так получилось, что за последние два года слово «война» в первоначальном, не метафорическом, не переносном смысле слова, вошла в нашу жизнь, в новостную повестку, в жизнь того общества, в котором мы живем. Она к нам приходит в самых разных контекстах, и из самых разных регионов приходят военные сводки. И мне кажется, есть большая лакуна, связанная с тем, что мы все понимаем, что война каким-то образом влияет на экономику. Может быть, кто-то скажет, что экономика каким-то образом в тех или иных ситуациях провоцирует войну. Но у нас ясного ответа о том, как это происходит, мне кажется, нет.

Задача нашей первой встречи в этом цикле «Новые войны» – немножко придвинуться, сделать шаг к тому, чтобы на этот вопрос ответить. Что происходит с экономикой, когда начинается война? Сколько стоит война? Может ли война быть выгодна для кого-то? Есть ли в войне люди, которые на ней зарабатывают? И может ли быть так, что одна экономика выигрывает, например, а другая проигрывает? Вот с этими вопросами – и, думаю, что по ходу дискуссии у нас появятся и другие – я обращаюсь к нашим спикерам.

Последнее, что мне осталось сделать перед тем, как передать им с удовольствием слово, это сказать о нашем формате. У каждого спикера есть от 10 до 20 минут для того, чтобы рассказать о своей точке зрения, что они считают важным обсуждать в первую очередь в большом контексте этого разговора об экономике войны. И после того, как каждый из них выступит, я задам по одному вопросу, которые позволят завязать дискуссию. Когда спикеры будут отвечать на вопросы, в общем, можно задавать вопросы другим высказавшимся. Таким образом мы перейдем ко второй части – к дискуссии. Соответственно, в какой-то момент мы предложим пообщаться с участниками встречи вам – готовьте вопросы, я буду передавать микрофон в зал. Спасибо. Я попрошу первого высказаться Андрея Мовчана.

Андрей Мовчан: Спасибо. Добрый день. Я в очень неудобном положении, поскольку в принципе, вообще, классическая экономическая наука очень долго и практически до настоящего времени игнорировала такую вещь, как война. Потому что война – это своего рода разрыв, а экономическая наука всегда оперирует гладкими кривыми. И всегда в экономике считалось, что мы играем в игру, у игры есть правила, а если кто-то бьет кулаком и смахивает все фигуры, то это уже не экономика, уже не игра. И понятие global game, то есть игра, включающая возможность смахнуть все фигуры, а потом объясняться с судьями, вошло в теорию совсем недавно. С одной стороны, есть очень мало серьезных работ по поводу экономики войны и вообще экономики катастрофы. А с другой стороны, эта тема настолько большая, что попытаться что-то сказать в течение 15 минут очень сложно, в лучшем случае можно попытаться прочесть оглавление небольшой книги на эту тему. И вот я и подумал, что, наверное, лучший вариант – это попытаться прочесть оглавление. Кроме того, мне тут перед дискуссией сказали, что меня позвали, потому что все остальные отказались, и это несколько меня извинит: раз уж они вообще отказались, то я хотя бы попробую.

Что мне кажется важным вообще говорить про экономику войны. Ну, понятно, что экономика – это наука о бенефициарах и больше ни о чем. Потому что все остальное не воодушевлено и не интересно. Так вот вопрос, кто реальные бенефициары войн, почему, и как это будет меняться со временем, наверное, самый интересный, я попробую немножко поговорить на эту тему. Прежде всего, все, кто знаком с теорией игр, я думаю, поймут сходу выражение, что война – это игра с отрицательной суммой. Действительно, есть трех- или четырехзначное количество научных работ, убедительно доказывающих, что в истории человечества война всегда была игрой с отрицательной суммой, то есть стороны, вовлеченные непосредственно в вооруженный конфликт, в сумме теряют value в результате военного конфликта. Соответственно, теория, но мы можем поговорить и о практических примерах, в основном это подтверждает, поскольку игра с отрицательной суммой всегда очень невыгодна. Как правило, есть другие игры, которые выгодно начинать параллельно, поэтому, раз война начинается, это значит, что где-то что-то очень серьезно сломалось. И причин у этого немного.

Стандартный conventional-лист, такой конвенциональный (не знаю, как это по-русски) набор причин примерно следующий. Первая причина – это глубокая уверенность одной из сторон в том, что у нее есть подавляющее превосходство. Такое подавляющее, что они могут получить позитивный value за счет того, что вторая сторона получит негативный value по величине значительно большей. Так воевали древние империи. Римская империя входила на чужую территорию, понимая, насколько у нее подавляющее превосходство. При этом мы помним, как часто они ошибались. Та же война Красса против парфян – классический пример, когда уверенность есть, а результат сильно отрицательный. Сегодня такие войны вообще маловероятны, но не потому что нет империй и малых государств, а потому что империи стали по-другому оценивать свои потери. Сегодня развитая империя считает, что жизнь ста своих солдат намного ценнее, чем жизнь пары миллионов солдат малоразвитой страны. Именно поэтому количество таких войн стало сильно меньше. И тем не менее, они есть, все равно они происходят, потому что у них есть еще и другие причины.

Существуют ситуации, в которых есть сторонний фактор, который угрожает настолько большим убытком, что вы идете на войну, чтобы его нейтрализовать и получить меньший убыток. В частности, классический пример – это начало Великой Отечественной войны. Тотальное недоверия между двумя диктаторами привело к тому, что Гитлер был уверен, что Сталин начнет войну – нам с вами сложно судить, так это или не так, есть множество свидетельств за и против, но Гитлер был точно уверен, что это так. Он считал, что почти безнадежное начало войны против Советского Союза – все-таки меньший риск, чем если этого не делать, потому что позиции Советского Союза укрепляются, и он может скоро начать войну, и тогда Германия проигрывает. Вот такой классический пример стороннего отрицательного фактора. А существует еще сторонний фактор положительный.

Сторонний положительный фактор – есть, пожалуй, два базовых варианта. Первый вариант – это когда есть какое-то внешнее влияние: кто-то очень просит вас начать войну и обещает компенсировать потери с лихвой. Такое бывает. Или второй фактор – это когда вы с вашим противником по-разному оцениваете value. Например, вам нужно пробиться к морю, получить коридор к морю, а у противника, в принципе, этого моря сколько угодно, и он не будет считать огромной потерей уступку этого коридора. Таких войн тоже в истории было достаточно много с малыми территориальными изменениями. Та же самая финская война Советского Союза – классический пример. Для финнов эта территория была значительно менее важна, чем для Советского Союза, по разным причинам – по экономическим, по идеологическим, по агентским, о которых мы сейчас будем говорить. Но тем не менее вот классический пример позитивного стороннего фактора. Для Советского Союза даже огромные жертвы были в данном случае оправданы, потому что это стратегически важная вещь.

Наконец, конечно, серьезной причиной многих войн является агентский конфликт. Внутренний агентский конфликт понятен – какая-то страта или элита внутри общества бенефициирует, в то время как общество целиком проигрывает. Вот недавний русско-украинский конфликт, в нем с обеих сторон присутствует целый набор агентов. От небезызвестного Кости Малофеева как индивидуального агента до целых больших групп силовиков с нашей стороны и группы людей на Украине, которые явно так или иначе бенефициировали или думали, что будут бенефициировать от этого конфликта. Чуть позже мы поговорим о том, как агенты войну вызывают, но они действовали, на самом деле, очень логично и очень предсказуемо в этой ситуации. С другой стороны, например, вторая война между Соединенными Штатами и Ираком. Есть достаточно серьезные данные, что одним из таких агентов этой войны была компания Halliburton. Учитывая связи компании Halliburton в тогдашнем руководстве Соединенных Штатов Америки, это вполне реальный вариант. Действительно, в итоге они получили около 100 миллиардов долларов заказов на восстановление иракской нефтяной промышленности. Вот классический пример агентского начала войны. Вообще понятно, что Ираку война была не нужна. Понятно, что США война была не нужна. Понятно, что Ирак считал, что США война не нужна, потому что они недооценивали ситуации с агентом. В результате они просчитались, в результате США тоже просчитались, потому что все оценки ущерба от этой войны, которые готовились, в том числе, людьми, работающими на Halliburton, были сделаны заведомо неправильно, как мы уже теперь понимаем, они были занижены в десятки раз. Это классический пример агентского влияния.

Еще один классический пример агентского влияния – это так называемые «войны отчаяния», когда элита или правящая группа в стране начинают войну, потому что это способ удержаться у власти. Или способ девиации общественного сознания, увода его в другую сторону, или консолидации общества, или решения экономических проблем. Если мы, например, с той же Германией… но я не приведу того примера, который вы ждете. Если с той же Германией опуститься чуть-чуть назад, в середину 30-х годов, экономика Германии того времени была невероятно похожа на экономику России сейчас, у них даже были свой Кудрин и Греф, вполне конкретные люди, которые говорили ровно то же, что говорят Кудрин и Греф сейчас. При этом на фоне роста ВВП у них были продовольственные карточки, и население достаточно быстро нищало. И военная мобилизация была, вообще говоря, единственным выходом из ситуации. Но военная мобилизация требует выхода наружу, она требует войны. Вам нужны внешние ресурсы. Германии нужны были внешние ресурсы для того, чтобы поддерживать свою промышленность. Ну и кроме того там попался правильный человек – Герман Геринг, который очень убедительно это доказывал, а потом убедительно проводил в жизнь всю эту политику. Вот это тоже вариант такой агентской войны.

Кроме того, конечно, любая игра – это вещь многоходовая. У вас может быть так называемый Mouse Trap, когда серия субоптимальных шагов обеих сторон, основанных на, скажем, самый простой вариант – искаженной, неверной информации, приводит к ситуации, когда вы уже не можете отступить назад, когда отступление назад дороже, чем движение вперед, а в конце стоит война. Я очень боюсь, что мы увидим ровно эту ситуацию в Сирии в ближайшее время, потому что похоже, что, действительно, с разных сторон делаются субоптимальные шаги, и все втягиваются в ситуацию, когда выход становится дороже входа. Но пока, по крайней мере, мы об этом не знаем. Классическим примером такой ситуации является, скажем, нагнетание ненависти внутри общества к внешнему источнику проблем как попытка канализации протеста. В какой-то момент общество проскакивает точку невозврата, и власть уже не в состоянии удерживать ситуацию, потому что общество требует войны. Таких примеров в истории очень много, я даже не буду их приводить, они, по-моему, всем хорошо известны.

Ну, и наконец, на мой взгляд, самое главное, что приводит к войнам в современном мире, это влияние внешних бенефициаров – третьих лиц, которые находятся вне пространства войны и театра. Какие у внешних бенефициаров могут быть интересы? Ослабление сторон, ведущих войну – если это некоторая третья сторона, которая пытается покупать элиты, толкать их в войну, дезинформировать и так далее. Защита своих интересов. Например, руководство и группы, которые управляли Южным Вьетнамом, активно затягивали американцев внутрь войны ровно потому, что они должны были бенефициировать, не было option value – так и так они теряли все, и втягиванием в войну третьих сторон они могли попытаться отстоять, по крайней мере, часть того, что они хотели отстоять. Иногда крайне важным для ведения бизнеса является повышение рисков. Это важно там, где у вас должна быть очень высокая маржа. А высокая маржа появляется только там, где высокие риски. В частности, мы знаем, что крупные наркокартели лоббируют ужесточение антинаркотического законодательства по всему миру, потому что именно жесткое антинаркотическое законодательство позволяет повышать цены. И эта цена повышается непропорционально риску нарушения законодательства, и наркокартели получают большую маржу. То же самое получается, когда у вас есть территория наркотрафика или территория производства наркотиков. Вам нужно повышать риски на этой территории, вам нужно создавать нестабильность, потому что в противном случае вы не будете иметь возможность нормально производить и с высокой маржой продавать, вы не будете иметь возможность бороться с конкурентами и организовывать высокие барьеры входа. Поэтому, скажем, территория Афганистана вряд ли будет мирной в ближайшее время, потому что слишком важно иметь там нестабильность, неконтролируемость, непрозрачность. Грубо говоря, в противном случае все придут и начнут растить опиум, даже Харитонин. Сейчас Харитонин не может этого делать, а наркокартели могут. Или у вас есть территория трафика, вам нужно возить через эту территорию. Слишком дешевая перевозка будет доступна всем, а вы хотите контролировать ситуацию. То же самое связано с проблемами реализации своих товаров.

Как вы знаете, некоторые компании, например, производят вооружение. И наличие войн необходимо для этих компаний с точки зрения увеличения спроса на свой товар как впрямую, так и косвенно: чем больше войн, тем больше риска, тем больше вооружаются страны. Для того, чтобы испытывать свое вооружение, для того, чтобы показывать свое вооружение. Известно, что на локальные войны съезжается большое количество экспертов из третьих стран, ровно для того чтобы посмотреть, как работают новые системы оружия. Очень часто поставки новых систем оружия на театр военных действий ведутся бесплатно или по очень низким ценам для того, чтобы их проверять, чтобы смотреть, как это работает, чтобы потом лучше их продавать или адаптировать. И кроме того, есть еще такая вещь, как влияние на мировые рынки. Что может быть лучше для цены на нефть сейчас, чем война Ирана и Саудовской Аравии. Я не уверен, что войну эту удастся развязать, но действия российской армии в Сирии – это один из факторов, который может привести к такой войне. Поставка Ирану современных средств военной авиации, которую Россия может начать, это один из лучших способов развязать войну. Я не говорю, что Россия будет развязывать эту войну, я не знаю, я не допущен в Генштаб. Я не говорю, что это получится – я тоже не знаю. Но в принципе, это классическая картина, которая в мире не раз повторялась – развязывание войны в интересах того или иного рынка или увеличения цены товара на рынке. Когда вы выбиваете поставщиков с рынка и делаете искусственный дефицит.

Точно так же может происходить блокада торговых путей во время войны. Помните, что происходило – хотя вряд ли кто-то из вас помнит, даже я не помню – в 70-е годы. Что происходило во время предыдущего конфликта в Персидском заливе, когда были атаки на танкеры с обеих сторон, и в этот момент резко поднялась цена на нефть, и все, кто продавал нефть не через Персидский залив, очень радовались этой ситуации, естественно. Таким образом вы можете ухудшать условия бизнеса для конкурентов. Если, например, очень условно – мы говорим о войне, поэтому все слова условны – развязать войну с Египтом, то перекрывается Суэцкий канал, и перекрытие Суэцкого канала очень сильно повлияет, скажем, на перевозки из Китая в Европу. Соответственно, если вы можете перевозить по-другому, например, новый «шелковый путь» через Россию, то атака на Египет, когда этот «шелковый путь» есть, даст вам возможность зарабатывать гораздо больше на транспортировке здесь. И так далее. То есть такая геовоенная политика очень часто экономична и очень часто работает.

Как можно воздействовать на эти сферы? Понятно, что основное воздействие финансовое. Если вы будете внимательно смотреть за тем, что происходит в мире, вы увидите, что, например, ИГИЛ, который сейчас является врагом номер один всего прогрессивного человечества, при этом активно торгует нефтью. Но он торгует нефтью с кем-то. Он не сам с собой торгует нефтью. Значит, кто-то покупает нефть, и кто-то продает ему оружие. Учитывая, что счет в Европейском банке на клиента открывается примерно два месяца, потому что нужно проверить любого клиента, даже если это российский бизнесмен, торгующий овощами, у меня возникают большие вопросы относительно непрозрачности схем торговли оружием и нефтью ИГИЛ. Я думаю, что они абсолютно прозрачны, известны, и понятно, что ИГИЛ финансируется теми же самыми бенефициарами войны. И действительно, бенефициаров достаточно много – это можно отдельно поговорить. Плюс, как мы знаем, армия Асада и правительство Асада покупают и продолжают покупать у ИГИЛ достаточно много нефти, потому что, по большому счету, им больше негде покупать нефть. И это тоже часть общей картинки, которая здесь разворачивается. И это все можно очень долго обсуждать.

Помимо подобных финансовых мотивировок, есть, безусловно, идеологическое провоцирование, которое тоже очень часто работает. Все-таки мы живем в обществах, обществу свойственна аберрация сознания. И, конечно, высокий уровень дезинформирования. Вот я говорил об истории Halliburton и Ирака. Это классический пример, когда операция по дезинформации была поставлена на высочайшем уроне. Там крупнейшая страна мира, и лучшая разведывательная система, и самая, пожалуй, демократическая система принятия решений, тем не менее тотально дезинформирована относительно ситуации. Понятно при этом, если возвращаться обратно, кто бенефициирует. Население всегда проигрывает в войне. Как правило, оно всегда участвует и всегда проигрывает. Активные участники проигрывают оба, как я уже сказал. Внутренние агенты тоже проигрывают часто. Если вы посмотрите, скажем, на украинских агентов войны, да и большинство русских агентов, то, на самом деле, они проиграли в этой ситуации. Внешние агенты в прямом контакте проигрывают редко. И совсем никогда не проигрывают внешние агенты в непрямом контакте, которых даже не видно в самой войне.

Что еще, если говорить быстро, можно сказать про это? Ситуация в мире, конечно, меняется. Меняется ситуация с факторами войны, меняется ситуация с результатами войны. Самым главным противником войн является, как это ни странно, статистический рост внешней торговли. Существуют предельные уровни внешней торговли между странами, запретительные для ведения войны. Это совершенно точно известно, есть цифры. Ни одна война не происходит никогда при превышении определенного уровня внешней торговли между двумя странами. Потому что невозможно пожертвовать такими объемами. В частности, поэтому мы никогда не будем воевать с ЕС – там мы очень далеко за запретительными уровнями находимся. В частности, поэтому ничего нельзя сказать про Китай, потому что у нас очень маленькая торговля с Китаем. Рост индивидуального благосостояния. Есть формула, которая очень похожа на гравитационную: практически вероятность войны между странами обратно пропорциональна произведению квадратов благосостояния граждан в этих странах, то есть квадратичная функция падения этой вероятности, что тоже приятно, потому что есть хороший способ избегания войн – можно просто выращивать благосостояние. Частая сменяемость агентов. Очень четкая связь между средним количеством лет пребывания у власти одной группы и количеством войн, которые происходят в стране. Чем короче срок, тем меньше войн. Если вы смотрите на Соединенные Штаты Америки и недоуменно задаете вопрос, что вроде сменяемость очень быстрая, а войн много – там, на самом деле, всего два агента у власти. Здесь теория говорит, что в Америке сменяемость очень условная, потому что там два агента, две партии, которые сменяют друг друга примерно раз в восемь лет, и очень высокая преемственность поведения. В Европе партий больше обычно, и сменяемость лучше, и Европа намного меньше воюет. Кроме того, очень серьезным агентом против войны является блоковость стран. Страны, входящие в военные блоки, очень редко воюют, за исключением войн, которые они ведут, когда имеют подавляющее преимущество. Ну, а мы говорили, что войны с подавляющим преимуществом постепенно изживаются, потому что в данном случае очень высока цена для более сильной стороны.

Что с экономической точки зрения будет в ближайшее время с войнами происходить? Страшная новость состоит в том, что постепенно существенно падает цена войны. Самолет без пилота значительно менее ценен. Робот, который атакует – малый дрон, крылатая ракета – намного менее ценен для цивилизованного мира, чем рядовой Райан. Поэтому, с одной стороны, есть тенденция к увеличению вероятности войн первого типа, потому что ставки начинают падать – можно просто послать много ракет куда-нибудь и смотреть, что получится. С другой стороны, это же превращает войны в абсолютно другой тип противостояния – так называемое нелетальное противостояние или диверсионные войны, гибридные войны, которые мы сейчас видим. Войны без контуров фронтов, когда вы не понимаете, кто с кем воюет. Также достаточно много, видимо, в ближайшее время в XXI веке будет так называемых дружественных войн, когда две дружественные страны ведут между собой войну на третьем театре военных действий, потому что солдат там практически нет, воюет вооружение, они его таким образом испытывают, сравнивают друг с другом, кто что может сделать, идет конкуренция разных типов вооружений. В этом смысле какие-нибудь вьетнамские или корейские войны своего времени, которые были кровавыми и приводили к реформам внутри воюющих стран, сегодня будут значительно менее травматичными для империи – империи будут в состоянии выносить их на третий театр и проводить. И это плохая новость.

Хорошая новость состоит в том, что чем дальше мы живем, тем сложнее искажать информацию о войнах. Уже сегодня с наличием социальных сетей, с наличием средств разведки малых и так далее Halliburton было бы сложно фальсифицировать ситуацию в Ираке, например. Сложнее, чем тогда. Хотя мы знаем, что большое количество войн в мире происходило из-за так называемой petro-агрессии, когда страны накапливали излишки материальных и финансовых ресурсов в связи с продажей минеральных ресурсов. Минеральные ресурсы стали стоить намного дешевле, они вряд ли будут стоить дороже дальше. И скорее всего, будет меньше ресурсных войн просто потому, что ресурсы теряют стоимость, а ресурсы относительно легко захватить. Стоимость растет у технологий, а технологии захватить сложно. И поэтому страны будут переходить к другим, невоенным методам взаимодействия. В том числе недавно появилось понятие геоэкономики. Ну и, конечно, очень быстро меняются конкурентные преимущества. У нас каждые 10 лет новая палитра конкурентных преимуществ стран. Воевать становится глупо, потому что, пока ты воевал, поменялась конкурентная ситуация, воевать уже нужно в другом месте. И в этом смысле, наверное, это тоже хорошая новость.

С другой стороны, видимо, как тот же Стратфорд считает, будет расти доля войн отчаяния, о которых я говорил в самом начале. Это когда у вас дестабилизация ситуации в государстве приводит к войне с соседним государством. Дестабилизация будет больше, особенно в регионах, в которых низкая существующая природная рента и низкий ВВП на человека. Есть так называемый «красный квадрат» – от 0 до 6 тысяч долларов ВВП на человека и от 0 до 12% доля ренты ВВП, в котором все время происходят войны, цветные революции. Там, в общем, идет очень большая активность, и они все больше при этом захватывают соседние страны. Ну и поскольку увеличивается количество, так сказать, непобедимых блоков – блоков, в центре которых находятся ядерные державы, – цена войны тоже будет расти, и это тоже будет уменьшать количество войн. Ну, а геоэкономические войны – это войны санкций – выходят на первый план и будут развиваться. Санкции, действительно, могут быть страшнее бомб. Как мы видим с Ираном, даже не очень серьезные санкции могут заставлять страну менять свое поведение. И в этом смысле я бы даже где-то хотел закончить обратным выводом. Если сегодня в эпоху такой мощной геоэкономики вы видите санкции не страшные, то это значит, что мы имеем дело с классической дружественной войной, когда страны, которые в риторике и на экранах телевизоров враждуют между собой, на самом деле, хорошо договорились и ведут согласованную политику. То, что происходит сейчас, скажем, между Россией и США, тот уровень санкций, который применяется, показывает, что есть высокий элемент согласия в деятельности и никакой войны, на самом деле, нет.

Я уже много говорю, я готов передать слово, если только меня не попросят прочитать стихи, потому что стихи по этому поводу у меня тоже есть.

Кирилл Мартынов: Спасибо, Андрей. Сейчас было очень смешно, потому что я придумывал вам вопросы, и вы сразу на них отвечали буквально через несколько секунд. Но я еще придумаю, пока будут говорить другие спикеры. А сейчас хочу передать слово Карлу-Хайнцу Паке, профессору экономики Магдебургского университета, вице-президенту Фонда Науманна. Мы предварительно для высказывания господина Паке выставляли такую общую рамку – война как фактор неопределенности для экономики. Но о чем будет говорить Карл-Хайнц, сейчас мы узнаем.

Карл-Хайнц Паке: К сожалению, мои знания о войнах и, в частности, причинах войны достаточно поверхностны. В Фонде Егора Гайдара в качестве темы выбрали экономическую стороны войны. Однако, как я уже сказал, экономисты сегодня не обладают достаточной информацией, чтобы анализировать конфликты. Ведь обычно экономика рассматривает более конструктивные темы вроде, например, торговли, которую можно назвать полной противоположностью войне. Но я буду говорить сейчас скорее об экономических последствиях войны.

Перед тем, как начать раскрывать эту тему, я бы хотел отметить, что приехал из Германии, страны, которая проиграла две мировые войны в прошлом веке. В какой-то степени она несет ответственность за развязывание Первой мировой и полностью – за Вторую мировую. И если посмотреть на обе эти войны, то в экономическом плане их итоги были абсолютно разрушительны. Но в политическом плане результат Второй мировой был не так однозначен, потому что, к счастью, некоторые смышленые политики решили тогда задуматься о сотрудничестве и из этой ужасной истории вынесли урок о том, что ситуация, в которой мир оказался после Первой мировой и которая привела к новой войне, не должна повториться. И здесь стоит отметить, что сейчас Европу, действительно, можно назвать мирным регионом. Но в ее истории войн было предостаточно, и в какой-то момент эти национальные конфликты достигли своего пика. Но, к счастью, эти времена прошли.

Теперь давайте посмотрим на экономические последствия войн. Что такое война с экономической точки зрения? Технически, это огромное перераспределение ресурсов: в мирное время приоритет отдается потребительскому рынку (цель здесь – обеспечение товаров и услуг лучшего качества по меньшей цене), а в военное – это производство средств уничтожения. Поэтому, очевидно, производители вооружения выигрывают в войне, а производители других товаров – проигрывают. Возможно, это не заметно в одночасье, но последние действительно проигрывают. Многие историки, особенно историки-марксисты, апеллируют к этому как к доказательству того, что многие войны движимы материальным интересами индустриального военного лобби. Я думаю, в каком-то смысле они правы, но во многих случаях за конфликтами чаще всего стоят идеология, империализм, а не просто экономика. Она, конечно, играет определенную роль, но не стоит придавать ей такое большое значение.

Я выбрал всего два из множества примеров войн, которые, по моему мнению, очень поучительны своими уже очевидными экономическими итогами, а также результатами, которые могут проявиться в долгосрочной перспективе. Первый пример – война во Вьетнаме, а второй касается России – это украинский конфликт.

Война во Вьетнаме длилась около 10 лет. Что она значила для американского общества? Во-первых, в течение всего этого времени это была полная фиксация на военной теме. В те годы я был еще ребенком, смотрел телевизор в Западной Германии и не могу вспомнить ни одной программы, телешоу, новостной передачи, где бы не упоминался Вьетнам. Так что даже в Германии эта тема была все время на слуху, а что уж говорить о США. Поэтому, думаю, одержимость войной на психологическом, политическом, социологическом уровне была громадна. Во-вторых, когда она закончилась, американцы были чрезвычайно унижены. Ведь идеологические цели, поставленные властями для оправдания военных действий, не были достигнуты. А поскольку американцы в принципе не привыкли проигрывать, для них это было чрезвычайно болезненно. В-третьих, война очень пагубно сказалась на экономике Соединенных Штатов. Я даже не могу назвать ни одного позитивного итога в этом событии.

Здесь также следует помнить, что США в 1950-х - начале 1960-х годов были доминирующей экономикой в мире. Когда в 1973 году начался заключительный этап войны во Вьетнаме, госдолг Штатов был колоссален и в итоге был частично монетизирован. Дала сбой ранее исправно работавшая Бреттон-Вудская система с ее твердыми обменными курсами и ценами на золото, последовала высокая инфляция, она перекинулась на Германию, которая к тому времени уже пережила одну тяжелую гиперинфляцию в начале прошлого века. Немецкое общество было не готово принять эту чужую инфляцию, было массовое сопротивление, а весной 1973 года система твердых обменных курсов прекратила свое существование. Это было еще одним унижением для Америки, а следующие после краха Бреттон-Вудской системы годы были очень тяжелы не только для американской, но для всей мировой экономики.

Так что в данном примере я не могу найти ни одного позитивного экономического эффекта для экономики страны. Массовая одержимость, идеологическое противостояние в итоге привели к унижению всего общества, чья страна в те годы считалась супердержавой. Я думаю, в каком-то смысле мы до сих пор не до конца переварили последствия этого поражения. Слабость, которую показала американская экономика, была главным результатом этого макроэкономического дисбаланса.

Теперь о России. Я не буду говорить о политическом курсе страны, но это явно напоминает какой-то неоимпериализм, выраженный через попытку дестабилизировать или контролировать регионы, которые Россия считает своей зоной интересов. Так что здесь главная причина кроется не в экономике. Какими будут последствия этой войны? Если говорить очень коротко, то, в моем представлении, в первую очередь российской экономике придется столкнуться с новыми вызовами. Сейчас она сильно зависима от нефтегазовых доходов. За последние 10-15 лет доход на душу населения значительно увеличился именно благодаря продажам углеводородов. Такая модель нежизнеспособна в долговременной перспективе, цены на нефть падают, и многие эксперты считают, что такая ситуация продлится еще достаточно долго. Другими словами, легкие деньги закончилась, нужны новые источники дохода.

В моем университете в Германии учится много российских студентов, и я знаю, какие они смышленые. Поэтому Россия, если говорить об ее интеллектуальном, человеческом потенциале, может предложить миру многое. Но это возможно только при правильном применении, нужна какая-то инновационная деятельность. Нужны структурные реформы в экономике, уход от производства вооружения и нефтегазовой продукции.

Я считаю, что если Россия хочет процветания, то сейчас она идет по неправильному пути. Нынешнее старомодное империалистическое мышление не работает в условиях глобализации, оно мешает стране реализовать себя как высокотехнологичную, инновационную и современную страну-производителя. Так что в фундаментальном плане, мне кажется, сейчас Россия, как и США в 1960-х годах в ходе войны во Вьетнаме, отвлечена различными факторами и не может ступить на правильный путь. Сейчас самое время властям признать этот факт, иначе (если подобная ситуация продолжит развиваться, мышление не изменится, а цены на нефть останутся на нынешнем уровне и новая инновационная экономическая модель не будет создана) Россия будет неконкурентоспособной страной со средними экономическими показателями, молодежь которой будет уезжать в поисках больших перспектив. Так что к нынешней ситуации стоит отнестись с настороженностью. И хотя в краткосрочной перспективе картина представляется достаточно безобидной, в будущем страна может столкнуться с разрушительными последствиями не только в экономике. Потому что империалистические амбиции без стабильной экономики не могут существовать, в противном случае такое государство не сможет быть сильным и влиятельным.

Кирилл Мартынов: Даже если вы хотите быть империалистом, вам все равно нужна сильная экономика. Василий, что вы по поводу всего этого думаете?

Василий Жарков: Прежде всего, я хочу сказать, что, конечно же, я не экономист. И вообще с Московской высшей школой социальных и экономических наук, которую я здесь представляю, существует известная коллизия. Теодор Шанин основал ее 20 лет назад, и до сих пор в ней нет экономического факультета.

Но я думаю, что русский язык в этом кейсе играет с нами злую шутку, особенно постсоветский русский язык. Потому что когда мы говорим об экономике войны и когда мы говорим слово «экономика», мы часто понимаем его как economics, в то время как в мире и когда-то в России – но у нас есть аллергия, особенно у старшего поколения, на это понятие – это политэкономия, political economy. Сегодня в политической науке, не в экономике, а именно в политической науке и в теории международных отношений существует мощное огромное направление, базово неомарксистское, которое называется international political economy. Никто не рискует перевести его на русский язык, потому что если мы скажем «политическая экономия», все сразу застонут и скажут «ну, понятно, что это такое», это нечто марксистское, параноидальное. И, опять же, у многих из нас сидит в голове вот это представление, о котором частично сказал профессор Паке, что всем известное нам произведение Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма» говорит о том, что за ведущими мировыми державами, делящими мир, стоят интересы крупного капитала.

Кстати, обратите внимание (я недавно совсем перечитывал эту работу), для Ленина совсем не стоит вопрос доказательства этого факта. Он никаким образом не пытается объяснить, почему эти корпорации, этот капитал движут правительствами. Отчасти это редукция, безусловно. И это редукция вызывает большие вопросы у меня как у человека, смотрящего на это из перспективы политической науки. Потому что для политической науки существует как минимум один важный экономический аспект, от которого мы никуда не можем деться, если мы политическая наука. Это вопрос об общественном благе – один из центральных вопросов политической науки. Это не вопрос увеличения прибыли конкретных компаний или частных лиц, но это вопрос увеличения благосостояния обществ в целом. Опять же, здесь на уровне сегодняшней глобализации может так или иначе ставиться вопрос об интернациональном общественном благе. Существует ли оно и возможно ли оно в принципе? Но здесь я немножечко забегаю вперед.

Наконец, еще один важный тезис. В отличие от экономистов для тех, кто занимается политической наукой, как вы догадываетесь, война – это, во-первых, одно из базовых понятий, а во-вторых, без войны рассуждения о политическом довольно затруднительно. Как бы мы ни относились к войне, война присутствовала и присутствует в истории человечества, и это часть политического процесса. При том что, если мы будем следовать Гоббсу, то даже отсутствие военных действий есть состояние войны, потому что тогда, когда мы готовы к войне, когда мы собираемся участвовать в войне, это уже война. Точно так же, как дождливая погода – это не тогда, когда идет дождь, а когда мы имеем зонт и плащ у себя в прихожей. Ровно это состояние войны не является чем-то новым для тех, кто занимается политической наукой. Все вот эти благоглупости, которые можно прочитать в публицистике, особенно такой околокомсомольской, о том, что война – это проявление архаики. К сожалению, ничего подобного. Это как раз часть естественного состояния человека. Поскольку государство, находясь в естественном состоянии анархии, у нас не существует и невозможно единое государство в мире, между людьми, по факту, происходит то, что Гоббс описывал как война всех против всех.

Однако я здесь ставлю очень важную запятую, потому что я совершенно здесь не собираюсь быть апологетом войны. Ибо тот же Гоббс говорит нам о двух сторонах основного естественного закона. И первая сторона основного естественного закона обязывает нас искать мира в любой ситуации. Несмотря на то, что идет война, то, что обязывает нас – кого нас? – интеллектуалов в первую очередь. Но, правда, есть вторая сторона этого закона, которая говорит о том, что, если вы не можете найти мира, если вы не нашли его и если вашей жизни что-то угрожает, вы вправе защищать себя любыми средствами. На этом парадоксе, по большому счету, держится то, что можно назвать теорией отношений между странами и народами в новое время. И нахождение баланса между двумя этими сторонами – это тот вопрос, на который ищет ответ моя наука, базовая.

Здесь есть определенная оптимистическая перспектива, родившаяся в 1795 году, когда Иммануил Кант написал свой трактат «К вечному миру». В этот год Наполеон захватил Нидерланды, Пруссия, Российская империя и австрийская империя разделили и стерли с карты Европы Польшу, а Персидский шах устроил резню в Тбилиси, уничтожив практически все грузинское население этого города. Тем не менее, в этом году Кант написал свой политический проект, как он о нем говорит, «К вечному миру», где, не отрицая войны как данности, которую мы наблюдаем, не отрицая природной склонности человека к войне, связанной с недоверием, стремлением к соперничеству и с тем, что Гоббс называет жаждой славы, а Кант – честолюбием, не отрицая этого факта и не пытаясь изменить природу человека, но пытаясь опереться на нее, он ищет подходы к более мирному сосуществованию. И, в частности, Кант выдвигает гипотезу, именно как гипотезу, о которой в утвердительной степени сказал Андрей Мовчан, и говорит более осторожно, он все-таки не экономист. Он говорит: если мы начнем войну, даже если мы ее выиграем, совершенно неочевидно, что расходы, понесенные в ходе этой войны, не будут больше, чем то, что мы приобретем. И он перечисляет эти расходы: разрушение, самая важная, наверное, потеря, которую довольно трудно посчитать в количественных показателях – это человеческие жизни, на мой взгляд. Да, их можно сосчитать по головам, но ведь это человеческие жизни. Вы можете получить компенсацию в миллион долларов после своей смерти, но зачем он вам нужен. Это долги, и так далее, и так далее, о чем говорит Кант. И он выдвигает гипотезу о том, что то общество, где сообщество домохозяев (я попробую это перевести так) сообщество граждан, сообщество независимых экономических акторов принимает решения или участвует в принятии решения, это общество, как он выражается (он не говорит о том, что оно избежит войны обязательно), лишний раз подумает, прежде чем ввязаться в такую нехорошую игру.

Я хочу обратить на это внимание, здесь нужно избегать редукции в формулировках, ибо он не говорит о том, что войны обязательно не будет, он говорит о том, что такое общество граждан много подумает прежде чем начать войну. И здесь есть один очень важный момент. Этот момент связан с вопросом: а можем ли мы вообще говорить о причинах войны как чем-то рациональном? Профессор Паке упомянул слово аттитьюд. Это слово очень важное, на мой взгляд, и оно важно не только для психологии, оно важно и для политической науки, по крайней мере, с Габриэля Алмонда. Но предполагает ли аттитьюд рациональное поведение? Аттитьюд – это реакция на что-то, что связано с нашим представлением о плохом и хорошем. «Крым наш», а Украина нет и так далее – это иррационально. Какие-то рациональные аргументы в тот момент, когда люди совершают аттитьюд, точнее когда он происходит с ними, очень трудно приводить. Их можно приводить потом. И потом, действительно, выясняется, что это было тотально никому не нужно и не выгодно. Их можно приводить до, пока этот аттитьюд не случился. Но когда он случился, во многом связанный с жаждой честолюбия, с уязвленным честолюбием, желанием доказать что-то, что в какой-то степени в данный момент кажется больше, чем деньги, ваше домохозяйство и так далее, возникает еще один вопрос.

Я категорически не согласен с Андреем в одном пункте. В большинстве пунктов согласен, но в этом не согласен категорически, ибо, может быть, я не умею считать – правда, я не умею считать. Но вы сказали о том, что война становится дешевле – я правильно вас понял? В связи с тем, что беспилотники… Окей, если я неправильно вас понял, то, может быть, мы найдем какое-то компромиссное решение. Да, я буду признателен за ваше разъяснение.

Андрей Мовчан: Давайте я быстро скажу. Речь идет не о стоимости в долларах, речь идет об оценке стоимости для страны, которая ее ведет, потому что на сегодня для развитых стран стоимость жизни резко возросла, и с этим связано то, что страны стали меньше вести войны даже первого рода. И именно роботизация позволяет их снова начинать – вот о чем я говорил.

Василий Жарков: Вот здесь я, тем не менее, буду с вами спорить, простите. Потому что есть цена, которая определяется как стоимость. И с этой точки зрения именно в перспективе economics это абсолютно правильно. Но тот же Кант, обращаю ваше внимание, в 1795 году говорит о возможности всеобщей истребительной войны как результата развития войны как явления в отношениях между людьми. Он предполагает это гипотетически, это теоретическое предположение. Человек, который говорит, что война… нет еще никакого, как вы понимаете, не только ядерного оружия, нет даже гаубиц Первой мировой войны. Но он предполагает этот момент, который для нас сегодня очевиден на уровне обыденного сознания. И с моей точки зрения, именно это сегодня является ценой войны. Исчезновение человечества как вида. И пока мне никто не докажет существование инопланетного разума, а мне этого никто еще пока не доказал, я не смогу выдвинуть даже гипотезу о возможных бенефициарах подобного дела.

Вот здесь позвольте поставить многоточие. Потому что, смотрите, есть некоторый оптимистический момент, связанный с тем, что, действительно, после каждой войны, после каждой крупной войны ХХ века, в частности, человечество делало довольно серьезные шаги в сторону мира, в том числе реализуя большинство кантианских принципов, которые стали для нас сегодня практикой. И в частности, например, конечно, важнейшим итогом Второй мировой войны была упомянутая здесь Бреттон-Вудская система. И все последние 6-7 десятилетий мы видели очевидные оптимистические прогнозы в отношении того, что происходит усиление международной кооперации, возникают так называемые сильные международные режимы: валютный режим регулирования, режим, связанный с торговлей, который при всем кризисе сегодняшнем в ВТО позволяет говорить о колоссальном прогрессе, скажем, в масштабах даже истории нового времени, режимы, связанные с приемом беженцев (я не говорю про последний год), но все это сегодня проходит очередную экзаменацию. И у нас, как всегда, есть два выхода. Один хороший, который, возможно, приведет нас к большей кооперации и к большим институциональным решениям на международном уровне, ну а другую цену я вам тоже назвал. Эта цена не имеет счета, но для меня она тоже важна. Спасибо.

Андрей Мовчан: Я прошу прощения, что влезаю, но мне просто показалось, что сейчас говорились невероятно важные вещи. И это как раз то место, тот мостик, который не переходят политики для того, чтобы подружиться с экономистами. Поэтому у них остается большой вопрос – а как же так? Хотя экономисты, в общем-то, на это как раз легко дают ответ. Дело в том, что у нас есть три демона в экономической теории игр, да и вообще в теории игр. Первый демон – это дилемма вора. То есть проблема недоверия. Что такое гонка вооружений? Гонка вооружений – это выбор, как кажется, меньшего из двух зол: «если я не вооружаюсь, он вооружается и на меня нападает». И так думают обе стороны. В процессе развития дилеммы вора, в индуцировании дилеммы вора возникает раз за разом Mouse Trap: вы двигаетесь в сторону, в которую вы не можете не двигаться, хотя, на самом деле, если бы уровень недоверия был другим, можно было бы вообще не находиться в этой ситуации. Это происходит со всеобщим вооружением. Это очень часто происходит с войной – вы начинаете войну, потому что иначе ее начнет другая сторона. И агенты очень хорошо бенефициируют в этой ситуации: достаточно внушить вам, что другая сторона начнет войну. И, наконец, еще одна важная вещь состоит в том, что людям свойственно мыслить вероятностными категориями даже в ситуациях, когда у вас нет статистического множества реализации. Проблема в том, что мамы и папы учат людей считать, что если вероятность разбиться на самолете у вас 0,5, то, значит, половина вас не разобьется, а половина разобьется, но если вы 1, то это неправильная логика.

Так вот, если вы проанализируете, как даже вы мыслите в быту, вы увидите, что вы зачастую пытаетесь мыслить о себе как о статистическом множестве. Какова моя вероятность заболеть СПИДом? Тысячная доля процента. Вы можете заболеть СПИДом на тысячную долю процента? Нет. На самом деле, ваша вероятность заболеть СПИДом в каждой конкретной ситуации либо 0 либо 100%. И это надо понимать. А вместе 50 – либо встретятся, либо не встретятся. То же самое, к сожалению, имеет место и в отношении вопроса войны. Когда вы вооружаетесь, ваш риск того, что, условно, пьяный капитан подводной лодки выпустит первую ядерную ракету, не тысячная доля процента, потому что ракеты достаточно одной. У вас нет 30 планет Земля или 100 планет Земля для того, чтобы только на одной планете из миллиона это произошло. У вас одна планета. Поэтому, на самом деле, риск реализации, по большому счету, огромный. Но люди, которые структурируют стратегии и продолжают вооружаться, не хотят этого понимать. Они оценивают эти риски со статистической точки зрения. А потом, когда этот риск реализуется, не надо удивляться. Это, в частности, ответ на вопрос, почему мышление может говорить, что мы находимся on the safe side, а на самом деле, мы можем двигаться ко всеобщему уничтожению.

Кирилл Мартынов: Спасибо. Поскольку я наблюдал, внимательно слушал и даже записывал, я могу сказать, что уже на этом этапе я очень доволен дискуссией. Чудесно вот, Василий, вы резюмировали Канта, напомнили об этом. Что война в пределе – это уничтожение всех людей, а уничтожение всех людей, по определению, по умолчанию, не может быть выгодно никому. Следовательно, предельная война, предельная реализация войны предельно невыгодна. Ну и отсюда мы можем изучать всякие приближения этого тезиса.

Я хочу обратить внимание аудитории, слушателей, что в последнее время мы часто говорили о войне как о чем-то метафорическом: виртуальная война, медийная война, война пропаганды. Иногда под гибридной войной тоже понимаются какие-нибудь нападения хакеров на какие-то сайты или что-то подобное. Сейчас мы, конечно, сумели вернуться, действительно, к какому-то фундаменту, мы начали говорить, и все три наших участника это показали, мы говорим о войне, что называется, в полный рост. Мы говорим о войне как о вооруженном уничтожении одних людей другими. В этой войне, конечно, могут участвовать разные агенты. Но, конечно, главный агент – это национальное государство. Может быть, об этом мы сейчас еще коротко сможем поговорить. И вот обратите внимание, как у нас повернулась дискуссия. Профессор Паке сказал, что экономика – это по определению нечто, всегда противоположное войне. То есть мы можем сказать, война – это не экономика, экономика – это не война. Поэтому когда вы ставите два этих слова вместе, у нас уже возникает некий парадокс. С другой стороны, Василий сказал, что политики всегда себя прекрасно чувствовали рядом с войной. Я не могу сказать, на войне, может быть, но и самая известная, наверное, цитата Клаузевица как раз касается того, что война – это продолжение политики другим способом. Но любопытно, что мы попытались эти две логики сегодня объединить.

У меня вопрос, Андрей к вам, первый вопрос. Как я понял из вашего систематического анализа, который вы в начале заявили, все-таки мы можем сказать, что риски войны вместе с ростом благосостояния и с развитием современной экономики в целом несколько снижаются. То есть вряд ли мы достигнем окончательной отмены всех войн, но, тем не менее, часто людям выгоднее ввести друг против друга санкции, чем перейти просто к физическому уничтожению, как это было в старые времена. Если это так, то вопрос в следующем. Не кажется ли вам, что на эту тему в таком случае очень сильное влияние оказывает одна из самых популярных дискуссий в современной социологии и политэкономии – это экономическое неравенство. Если экономическое неравенство растет как внутри конкретного национального государства, так и в целом на планете или в некоторых регионах планеты, то мы переходим к ситуации, когда с одной стороны – дроны, а с другой стороны – фанатики, мигранты и люди, которым нечего терять. На это накладывается демография, которая резко повысила медицину и продолжительность жизни. И вот наш демограф Вишневский нам рассказывает, что ИГИЛ – это просто следствие демографического бума на Ближнем Востоке, по крайней мере, как один из факторов. Просто много молодых, необразованных, бедных, но сильных физически мужчин. И, наконец, последний фактор, который сюда накладывается, – это фактор, о котором много говорят, который, может быть, сейчас не так актуален – это фактор ослабления национального государства. Если все это суммировать, то что, если война перестает быть делом национальных государств, как об этом многие писали, у нас растет имущественное неравенство и у нас происходят некие глобальные изменения в демографии – что, если все эти три фактора, например, может быть, какие-то еще, но эти в частности, могут опрокинуть нашу надежду на то, что рост экономики и рост благосостояния людей приведет к большему миру на планете?

Андрей Мовчан: Это был один вопрос? Я представляю, если должно быть нормальное соотношение между длиной вопроса и длиной ответа, то я сейчас буду говорить часа два, наверное. Вообще, если попытаться ответить коротко, мы оперируем многофакторными или многопараметрическими задачами. Значит, более-менее бессмысленно говорить о росте благосостояния, как вы сказали, надо спрашивать – где. Между двумя странами, где высокий уровень благосостояния, война менее вероятна – мы это знаем. При этом, если в одной стране растет благосостояние, то ее война со страной с маленьким благосостоянием не становится от этого менее вероятной. Потому что мы не понимаем, как ведет себя второе благосостояние, и неравенство стран, особенно промышленное и экономическое, провоцирует войны, поскольку они делают выигрыш у более сильной страны более весомым. Мы возвращаемся, как я уже говорил, к войнам первого рода – это войны древних империй. И, действительно, поскольку в мире сейчас очень высокая пролиферация и перемещаются страты и сообщества, мы переходим к другим формам войн. И гибридные войны становятся в каком-то смысле ответом на войны первого рода. Нации, менее развитые и менее подготовленные к ведению войн, тем не менее, могут жертвовать бо льшим количеством людей и могут пролиферировать внутрь развитых сообществ, то есть здесь возникает такая тактика раковой клетки, которая доказывает, по крайней мере пока что, свою эффективность.

Но ситуация очень сложная, потому что большинство войн все-таки с точки зрения циничных экономистов – это войны агентов со стороны. Ну и все, что происходит на Ближнем Востоке сейчас, это однозначно войны внешних агентских сил. Эти войны происходят не потому, что внутренние силы очень хотят воевать или там есть какое-то внутреннее превосходство у одной или у другой силы, а потому, что там идет, с одной стороны, шантаж, с другой стороны, подкуп, а с третьей стороны, серьезное экономическое структурированное влияние извне, потому что очень много интересов вокруг. При таком масштабно разном мире вообще очень сложно говорить о каких-то простых законах. Мы с вами, если говорить физическим языком, все время начинаем изучать сферического штангиста в вакууме, который поднимает невесомую штангу, и, безусловно, мы будем получать простые ответы, очень далекие от реальности. Мы можем говорить о каких-то отдельных факторах. Да, роботизация увеличивает риск войн, потому что ценность человеческой жизни в империях высока, и можно избежать человеческих потерь. Да, неравенство в целом увеличивает риск войн, но к чему нам это знать, когда основные войны агентские, а агентские войны связаны не с неравенством, а с совершенно другими вещами, например. Да, между развитыми странами вероятность войн меньше, но зато выше риски перевооружения, и риск пьяного капитана подводной лодки такой, что зачем нам знать про благосостояние, когда у нас выходит из-под контроля оружие, а какие-нибудь там ядерные силы могут случайно попасть в руки международных террористов? Это все крайне сложно, и вот это экономисты очень не любят, про это они говорят «это уже политика, занимайтесь этим вы».

Кирилл Мартынов: Спасибо. Вот у меня вылетело из головы, а я к слову хотел заметить, что Андрея мы, конечно, пригласили не потому, что все остальные отказались – никто не отказался. Но все, с кем мы разговаривали, сказали: «Мы ничего не знаем о войне». Но мы же не будем звать военных – военные ничего не знают об экономике. То есть мы в некотором замкнутом круге, заметьте: мы видим, как экономика влияет на войну, как война влияет на экономику, но у нас нет никого, кто мог бы об этом сказать что-то разумное, кроме вас, здесь присутствующих.

У меня вопрос к профессору Паке. Один из ваших тезисов и, может быть, основной тезис заключался в том, что вы не видите позитивных влияний экономики на войну. А я бы хотел вот что спросить – к сожалению, вопрос будет из сферы истории, хотя отчасти экономической истории. Одна из гипотез, объясняющих тот прорыв экономический, военный, технологический, который совершила Европа ко времени промышленной революции к концу XVIII века, заключается в том, что причиной для такого прорыва была высокая конкуренция среди европейский стран и, попросту говоря, высокий уровень в том числе военных конфликтов. И в ХХ веке эта история повторилась еще раз, по крайней мере, тоже в качестве гипотезы. Потому что многие соглашаются с тезисом о том, что большинство тех технологий, которыми мы пользуемся сегодня, есть продукт «холодной войны», которая, конечно, имела достаточно большое количество горячих сторон.

Карл-Хайнц Паке: Возможно, и правда были ситуации, когда какие-то технологии развивались быстрее благодаря их использованию в военных целях и затем даже в послевоенное время. Но на этот вопрос сложно ответить, потому что никто не знает, чтобы бы случилось, если бы войны не было. Допустим, и правда авиационная техника частично обязана своим прогрессом разработкам для бомбардировщиков и других военных самолетов в ходе Второй мировой. Но если взглянуть на историю авиационной индустрии 1930-х, то она уже тогда быстро развивалась. И, возможно, прорыв в технологиях наступил бы на пару лет позже, но для меня такое отставание в развитии было бы приемлемее, особенно учитывая, что тогда в ходе войны миллионы жизней могли бы быть спасены. Такой анализ затрат и выгод (да, мне приходится использовать это ужасное слово в контексте войны) говорит не в пользу технического прогресса.

Но я бы хотел ненадолго вернуться к двум другим проблемам, которые уже поднимались здесь. Я бы был очень осторожен с выдвижением гипотезы о причинно-следственных связях, во-первых, между экономическим ростом и войной и, во-вторых, между неравенством и войной. Рост означает большее процветание, и для меня переломным моментом здесь, конечно, является Первая мировая. Она началась спустя 40 лет продолжительного роста всех крупных индустриальных стран, в том числе Германии, из-за ужасного дипломатического провала в ситуации, которую обрисовал Кристофер Кларк в своей замечательной книге «Лунатики». Так что всеобщий экономический рост не может предостеречь от какого-нибудь глупого конфликта. Если у вас нет необходимых для решения проблемы дипломатических инструментов, все может кончиться войной, даже если раньше все было хорошо. Например, до Первой мировой люди могли спокойно путешествовать по Европе без паспорта. В какой-то мере, это было прекрасное время.

Второй тезис – о связи неравенства и войны. Конечно, как либерал, я убежден, что мы должны развивать наше общество таким образом, чтобы не только богачи становились еще богаче, но и народ в целом. Но, опять же, буду осторожен, усматривая в этом какую-то причинно-следственную связь. Если анализировать ситуацию в арабских странах, то, например, Сирия отнюдь не самое бедное государство в мире, как и этот регион не самый бедный на планете. Там есть другие силы, общественные настроения, которые могут (или не могут) влиять на исламизм. Черная Африка – регион намного беднее, но там не происходит подобных событий. То же самое применительно к Украине и России. Поэтому я думаю, что мир чрезвычайно сложен в этом отношении, и я бы не придавал слишком большого значения экономическому фактору в войне.

Кирилл Мартынов: Василий, я вам два вопроса, к сожалению, придумал, но они более-менее короткие. Прежде всего, раз уж вы упомянули марксистов, я должен вас спросить. После наших классиков были более утонченные версии вот этой истории марксистской критики войны. Мне, конечно, здесь более близки какие-то авторы вроде Валлерстайна или Арриги, которые у нас достаточно хорошо известны. Они предполагают, что капитал не мог бы развиваться без вновь открываемых при помощи военной силы рынков. И основное такое доказательство бытового характера касается того, что американцы вынуждены вести войну, потому что они являются такой капиталистической квазиимперией, без этого они потеряли бы привилегированный доступ к ряду регионов, к ряду экономик. И тем самым прекратили бы свое доминирование в мире. Конечно, история азиатских тигров здесь очень показательная. Вот не могли бы вы этот вопрос прокомментировать. А второй вопрос у меня философский, я даже не знаю, нужно ли его задавать. Василий, вы хотите философский вопрос? Ладно, я задам его сразу, иначе потом забуду. Мне кажется, знаете, антропология Канта представляет собой некоторую проблему. Кант, конечно, рассуждает о человеке и об обществе в драматичном ключе, исходя из своей этики, исходя из своего представления о человеческом разуме. Но то, что мы узнали о человеке за последние десятилетия или столетия со времен Дарвина, катастрофически противоречит кантовскому представлению о человеческой природе. Человек – это примат, живущий в стаде, обладающий эмоцией, обладающий агрессией, обладающий делением на своих и чужих. Например, на либералов и на тех неприятных людей, которые им противостоят. И как мы можем перейти от этой нормативности Канта к обсуждению реального мира, коль скоро мы знаем, что люди всегда воевали и им это нравится?

Василий Жарков: Кирилл, с вашего позволения начну с последнего вопроса. Не забывая о первом. И так будет хронологически вернее, потому что то, что вы перечислили, на самом деле, уже было известно таким антропологам, как Локк. В данном случае я смотрю на Канта и на всех остальных упоминаемых мной авторов немножко не в той перспективе, в которой было принято смотреть на них в нашей советской науке. Потому что в советской науке, как известно, были хорошие авторы, но они в какой-то момент устарели и стали такими вот памятниками культуры, начиная с Аристотеля ну и всех до Маркса, Энгельса и Ленина. Можно дальше продлевать эту линию, говорить, что Маркс устарел и так далее. На самом деле, то, что мы называем социальными науками, политическими – это большой круглый стол, за которым находятся все те, кого мы упоминаем. И они остаются релевантными в том смысле, что они дали что-то в этот стол, но никто не дал законченной версии, конечно. Все, что вы перечислили: эгоизм, группизм, склонность к агрессии, недоверие. То, о чем, кстати, сказал Андрей Мовчан, что вы никогда не знаете, нападут ли на вас и сколько у вас силы, чтобы обороняться, поэтому вы должны все время наращивать силу, но когда вы наращиваете силу, вы становитесь опасны, поэтому, вероятно, на вас еще скорее нападут. Это все нарратив Гоббса, это нарратив Канта, который идет за Гоббсом и, кстати, нигде его не отрицает. Кант ведь не прекраснодушный мечтатель, как мы его обычно представляем. Это человек, который достаточно реалистично смотрит на человека и на его эгоизм. Он лишь пытается найти в эгоизме человека жажду наживы – дух торговли должен победить дух войны. Но дух торговли основывается на жажде наживы, на очень низменном, эгоистическом желании, особенно в нашем таком русском классическом литературном представлении человека, далекого как от дарвинского, так и от кантианского, на самом деле. Поэтому я бы не сказал, что какие-то базовые представления о человеке здесь переворачиваются, когда мы узнаем что-то из Дарвина. Это важно уточнение, спасибо, что вы позволили мне его сделать.

Теперь о неомарксистах. Безусловно, они сделали такой очень хороший логический ход. Если марксисты, глядя на ранний английский капитализм, глядя на опиумные войны, которых Кант, кстати, не мог видеть… Вот здесь у Канта, действительно, засада. В 39 году, когда Кант уже давным-давно умер, в Европе установилась венская система, в какой-то степени первый подход, как, например, невмешательство во внутренние дела государства и так далее, который стали приниматься среди этих белых европейский империй, как их сегодня мы называем, старых богатых стран. И вдруг происходит опиумная война. Как она происходит, первая опиумная война? Ост-Индская компания захотела восстановить баланс в торговле с Китаем, который не хотел покупать, в общем-то, ничего английского, ему не надо было, но зато очень хорошо продавал предмет роскоши – чай. Баланс в меркантилистской перспективе рушится. Что делать? В Индии рядом, относительно рядом, находится опий, который можно продавать. Опий в это время не считается чем-то очень страшным, в самой Англии он не запрещен. Но, тем не менее, английская Ост-Индская компания, которая по факту является госкорпорацией, если совсем грубо сказать (многие члены парламента, многие должностные лица Британской империи входят в состав ее акционеров), не хочет с этим связываться, как-то это все-таки не очень прилично, что-то есть в этом двойственное. Тогда появляются посредники – частные компании, которые торгуют опием. С другой стороны существует китайское государство, которое все слабее, которое поражено коррупцией, поражено наркоманией. И процент наркоманов среди китайских чиновников чудовищен в этот момент. Но, тем не менее, из последних сил китайская империя пытается этому противостоять и вышвыривает эти частные компании из Китая. После чего происходит война. Кстати, нельзя сказать, что весь английский истеблишмент был целиком за нее. Кстати, происходит она под лозунгом фритредерства – нарушена, в принципе, свободная торговля. А консерваторы скептически говорят об этом, они не видят в этой войне ни справедливости, ни пользы для Британии. Но марксисты, которые в это время уже начинают где-то рождаться и готовить свой манифест коммунистической партии, который выйдет примерно через 10 лет после этого, ведут как четкий кейс: вот, смотрите, частные компании, стоят за государством, в интересах этого они совершают экспедиционную войну.

Дальше, если мы посмотрим глубже, мы увидим, что, на самом деле, это делает само государство, а частные компании здесь в лучшем случае посредник. И дальше мы видим две версии марксизма, которые смотрят на это с двух сторон, но, по большому счету, не отрицают главного. Они видят мир системы капитализма, экосистема, в которой существуют международные отношения. Это взгляд неомарксистов. И в этом ключе, как всегда, в любом случае бо льшая роль отводится именно экономике и меньшая роль – политике и государству. И тем более, конечно же, здесь не присутствует то, о чем я говорил, или присутствует в очень специфическом виде – общественное благо существует как классовый интерес. Да, если мы исходим из этого, то мы исходим из такой довольно грубой реалистической рамки, которая присуща марксистам, но я позволю себе быть скептиком в этом отношении, потому что это выглядит очень стройно и очень не противоречиво, но у меня здесь очень много вопросов. Например, существует ли американская гегемония в настоящий момент. Это, как правильно скажет любой коллега в любой науке, вопрос эмпирического исследования. Гегемония Соединенных Штатов, если вы спросите меня, безусловно существовала после Второй мировой войны, когда на долю Соединенных Штатов – Андрей, может быть, вы меня поправите – приходилось более половины всего мирового…

Андрей Мовчан: Менее.

Василий Жарков: Ну, менее, но очень близко к этому. Очень близко к этому. И понятно, что лежавшая в руинах Европа и так далее, да, это была гегемония США. Я придерживаюсь той версии, что гегемония США заканчивается где-то на стадии проигрыша во Вьетнамской войне и экономического кризиса, о котором говорил профессор Паке. Поэтому давайте уточнять эмпирику, а потом, может быть, неомарксисты создадут какую-то третью версию, только я теперь не знаю, с какого угла они посмотрят на свою конструкцию.

Кирилл Мартынов: Спасибо. Мы, наконец-то, можем вам дать слово. У меня большая просьба – не повторяйте моих ошибок, не задавайте по два вопроса и не задавайте очень длинных вопросов, потому что иначе, как Андрей правильно подметил, эти замечательные люди не успеют на них ответить.

Вопрос: Спасибо за очень интересные выступления. Я в принципе хотел бы здесь объединить две позиции, которые высказали Василий Жирков и Андрей Мовчан. Мне кажется, что война может рассматриваться как продукт, то есть продукт, который подчиняется тем же законам, что любой другой продукт, который выбрасывается на рынок. То есть его сначала планируют, готовят, у него есть определенные технологические процедуры, в конечном счете его нужно продать. Для того чтобы его продать, нужно как раз создать аттитьюд, нужно создать некую эмоциональную характеристику этого продукта, и дальше он начинает жить своей жизнью, его дальше продают, используют. Ну, допустим, Вторая мировая война, Великая отечественная война, мы видели прекрасно, как этот продукт эксплуатировали в последний 15-й год. И в общем-то все его потребляли, в том числе люди на нем зарабатывали и так далее. Это я как реплику, скорее.

Андрей Мовчан: Очень короткая ответная реплика. Надо понимать, что все-таки война – это продукт с отрицательной стоимостью, поэтому она подчиняется, в частности, другим законам. Например, она может случиться вдруг. Как все, что увеличивает энтропию, может случаться вдруг, без усилий и без планирования, может случиться, наоборот, как результат неудачи. Поэтому эти вещи тоже не надо забывать.

Вопрос: Вопрос такой, кто-нибудь сможет ответить, все-таки в России какие группы непосредственно в бизнесе могут быть заинтересованы в войне, в конфронтации, на ней зарабатывать?

Кирилл Мартынов: Простите, можно уточнить, вы во всемирно-историческом масштабе?

Вопрос: Нет, сейчас, в сегодняшней России.

Андрей Мовчан: Ну, Россия-то сегодняшняя, но слово война было произнесено очень глобально. Вообще в войне и в конфронтации где бы то ни было могут быть заинтересованы очень широкие группы. Значит, давайте считать. Производители вооружений, разработчики вооружений, нефтяные компании, которые заинтересованы в войнах, увеличивающих стоимость нефти, транспортные компании, которые заинтересованы в перерезании альтернативных транспортных потоков, компании, которые производят продовольствие, заинтересованные в поставках продовольствия в бедствующие страны за счет госсзаказа, идеологи, политработники, партработники, которые заинтересованы в увеличении своего влияния за счет консолидации общества с помощью войны. Ну и примерно еще до утра я готов этот список продолжать в среднем темпе.

Вопрос: Касательно вот этого очень хорошего вопроса о заинтересованности Российского государства и вашего ответа, мне кажется, вы немножко противоречили своему предыдущему тезису о том, что война не дает толчок экономике. Вы говорили до этого, что война не дает развитие экономике, а сейчас вы назвали многие экономические группы, которые заинтересованы в войне. Мне кажется, предыдущая ваша мысль ближе к истине. Но я хотел еще другое сказать. Все, что вы говорили, весьма дискуссионно. Но мы говорим о войне в рамках государства, насколько я понял, то, что я слышал. А мне кажется, как раз война между государствами, в том числе Россией и какими-то крупными государствами достаточно маловероятна, а вот войны малой интенсивности, которые идут везде сейчас, более вероятны, и они представляют наибольшую опасность, а не ядерная война между нами, Китаем, еще какими-то ядерными странами. Потому государства все-таки сохраняют какие-то здравые рамки в отличие от полупартизанских движений, которые представляют наибольшую опасность.

Андрей Мовчан: Я быстро отвечу на первую часть и отдам Василию вторую. На самом деле, мы же говорили много, я говорил много. Когда я сейчас отвечал, кто может быть заинтересован в войне, я, безусловно, имел в виду агентов, внешних, в войне где-то. И в моем ответе это звучало: где-то транспортные пути, где-то поставки нефти, где-то гуманитарная помощь и так далее. И это ровно то, о чем я рассказывал в первой части, что внешние агенты – это основной драйвер современных войн. С другой стороны, надо понимать, что и внутри государство неоднородно. Если государство в целом теряет, то какие-то группы и страты могут выигрывать даже на войне, которая идет внутри. В частности, во Вьетнамской войне была понятная группа южных вьетнамцев, которая выигрывала от американского вмешательства или, по крайней мере, имела шанс выиграть. Это по поводу первой части.

Василий Жарков: Я, прежде всего, хочу упомянуть об одной вещи, мне кажется, этот вопрос дает мне на это основания. Она касается экономики и определенного долго формировавшегося, по моим наблюдениям, в России представления. Сегодня у некоторых моих коллег-журналистов, даже из весьма либеральных изданий в том числе, есть аргумент: вот у нас сейчас идет операция в Сирии, заводы военные работают с полным заказом, у людей есть работа, у людей есть зарплата, все хорошо, социальные вопросы решаются. Это, кстати, мне говорил не экономист, а человек, который отвечает за отдел общества. Вот как хорошо – люди зарплату получили, все замечательно. И еще этому, как правило, предшествует как база представление о том, что вот, ну как же, ведь Гитлер поднял экономику Германии. Я вынужден это упомянуть, но это не значит, что я с этим согласен. Прежде всего, это, конечно, взгляд из очень короткого горизонта. Если мы представляем себе германскую экономику 1938 года и не представляем, не хотим себе отдавать отчета о германской экономике 1946 года, то у нас что-то не так с анализом. Я повторяю, это не вопрос, который задают люди на кухне, это вопрос, который задают люди, считающие себя интеллектуалами в России, поэтому я вынужден об этом сказать, простите, хотя это полнейшая глупость.

Кстати, уж если мы все время упоминаем этого человека, Кант запрещает давать долги на войну и делать государственные долги на войну. По вполне понятному резону – чем вы их отдавать-то будете? Вы будете отдавать их трупами, которые будут в результате развязанной войны? Теперь то, что касается государствоцентризма. Безусловно, нам было бы проще, если бы международные отношения и международные политика строились как, прежде всего, отношения между государствами. И классические теории ровно так на это смотрят, придавая государству даже роль некой такой символической личности, действующей в международном обществе. Но, увы, государство нового времени – это относительно недолгий эксперимент мировой истории, и это раз. И чем он закончится, неизвестно, в том числе тем, кто этот эксперимент проводит. В наиболее сильных государствах, кстати, отдают себе в этом отчет.

Не только, скажем, отцы-основатели Соединенных Штатов, но и все действующие сегодня политики понимают хрупкость и непредсказуемость этого мира. Непредсказуемость в том числе в отношении тех структур и тех институтов, которые созданы в этом мире трудом людей. Но все рукотворное может быть разрушено, к сожалению, поэтому оно нуждается в защите. А не государственные акторы, кстати, если мы говорим о возникающих сегодня структурах, как, например, ДАИШ, запрещенный в России и, на мой взгляд, некорректно называемый Исламским государством. Представьте себе, если бы СССР 23 года называли Республикой рабочих и крестьян, как бы тяжело было с ним бороться, скажем, в Великобритании и в других странах. А его называли Советы – это нечто обезличенное, поэтому я предпочитаю понятие ДАИШ. Вот они так себя называют, как Советы называли себя Советами, и возникло слово Soviets, давайте называть их ДАИШ. Может быть, кстати, ДАИШ, как и Soviets , которые тоже были некой преступной группировкой, захватившей власть на огромной территории мира и пытавшейся распространить ее на остальной мир, смогут институализироваться, как государство, а, может быть, им этого не позволят сделать – скорее всего, нет, не позволят. Но есть еще один момент: всегда существует очень какая-то тонкая, незаметная грань между бандформированием и молодым государством. Мы всегда понимаем, что то, что терпит поражение, можно потом назвать бандформированием, а то, что потом институализируется и существует хотя бы десятки лет, можно назвать Республикой рабочих и крестьян. Поэтому мы будем сталкиваться с этими вызовами. Хорошо или плохо? Вопрос – как мы будем на них реагировать. И это сейчас вопрос кооперации. Но я не вижу кооперации в Сирии, я вижу там обратное, я вижу чудовищную ситуацию, когда армии разных стран входят в эту страну и действуют по собственной линии, что является немыслимым перечеркиванием всех результатов послевоенной кооперации.

Карл-Хайнц Паке: Быстро скажу пару слов о финансировании войн. Был упомянут Гитлер в 1930-х, и если внимательно посмотреть на его деятельность в эти годы, после Великой депрессии в Германии безработица достигала почти 30%, что двигало экономику в сторону абсолютно инфляционной ситуации. В 1936 году были введены запреты и ограничения на рост цен и зарплат, что, по сути, обозначило переход от рыночной экономики к централизованному планированию. В ходе войны все это пошло прахом, после чего все сбережения немецких граждан были практически уничтожены в ходе денежной реформы. И об этом стоит помнить, потому что все эти когда-то позитивные эффекты экономической экспансии оказались неэффективны в долгосрочной перспективе. И я не знаю ни одной ситуации, когда прямое или косвенно финансирование войн приводило к стабильному росту. Здесь я не хотел бы говорить о России, но глядя сегодня на уровень инфляции в Европе, я пока вижу самые высокие показатели в России. Рубль обесценивается, и для этого есть целый ряд причин, но в конечном итоге все они так или иначе связаны с проводимой политикой. Исторически ни одна война не решала никаких экономических проблем, и поэтому не стоит строить иллюзии на этот счет.

Кирилл Мартынов: Мне кажется, профессор Паке очень убедителен, когда говорит о том, что воевать очень плохо, обе руки можно поднять и с этим согласиться. Я прошу прощения, если у кого-то остались вопросы. У меня их у самого еще около восьми. Но, думаю, нам пора завершать. По-моему, мы получили какую-то пищу для ума и нужную нам информацию. Это был Гайдар-клуб, приходите к нам на следующие мероприятия. Спасибо!

Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.) Чадаев Яков Ермолаевич

Глава XI ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ ВОЕННОЙ ЭКОНОМИКИ И ИСТОЧНИКИ ЕЕ МОГУЩЕСТВА

ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ ВОЕННОЙ ЭКОНОМИКИ И ИСТОЧНИКИ ЕЕ МОГУЩЕСТВА

Отечественная война явилась особым периодом в развитии народного хозяйства СССР, тяжелым испытанием на прочность социалистической экономики. Этот период был одним из самых сложных и трудных в истории нашей Родины.

Военная экономика СССР прошла в своем развитии два ярко выраженных этапа.

Первый этап продолжался с июня 1941 до середины 1942 г. и характерен тем, что в этот период осуществлялась перестройка народного хозяйства на военный лад, проводилась мобилизация наличных материально-технических ресурсов, накопленных до войны, и их перераспределение в пользу военной промышленности и других отраслей, обслуживавших военное производство и нужды армии, за счет сокращения производства гражданской продукции. Источниками этих ресурсов являлись сокращение непроизводственной сферы (в пользу производственной) и сферы гражданского потребления, а также дополнительная загрузка оборудования, увеличение фонда рабочего времени и т.п. Производительность труда в этот период повышалась преимущественно за счет роста фонда рабочего времени; численность рабочих в военной промышленности возрастала за счет уменьшения ее в других отраслях народного хозяйства; капиталовложения в военную промышленность увеличивались за счет сокращения вложений в другие отрасли и консервации ряда строек. Эти источники были временными и сравнительно ограниченными, поэтому их использование не могло носить длительного характера.

С середины 1942 г. эти источники уже не могли обеспечить значительное увеличение военного производства, и, для того чтобы достигнуть дальнейшего роста военной и подъема тяжелой промышленности, требовалось изыскать дополнительные внутренние ресурсы накопления. С этого времени начался второй этап развития военного хозяйства СССР, который характеризуется тем, что военные расходы во всевозрастающих масштабах стали покрываться за счет военной экономики, развивавшейся на своей собственной основе, т.е. вступили в действие и стали ведущими в развитии экономики нормальные экономические источники, при которых основой увеличения производства военной продукции явился рост сырьевых и энергетических ресурсов. На втором этапе главным источником затрат стали расширенное воспроизводство, абсолютный рост общественного продукта и национального дохода. Это было закономерностью военной экономики СССР.

В течение второго периода в общественном продукте наряду с военной техникой стала увеличиваться доля продукции тяжелой промышленности, возобновился и начал расширяться нормальный кругооборот общественного воспроизводства, а национальный доход во все больших размерах стал направляться не только на обеспечение военных расходов, но и на увеличение накопления в народном хозяйстве. Перераспределение ресурсов в пользу военного производства перестало играть роль главного источника военных затрат, которые теперь обеспечивались за счет созданного слаженного и быстро растущего военного хозяйства, что явилось предпосылкой для подъема экономических сил страны в заключительный период войны.

Хотя летом 1942 г. страна была вынуждена проводить вторую эвакуацию производительных сил и понесла на этом большие потери, к этому времени уже были созданы условия для успешного решения задачи расширенного воспроизводства путем массового ввода в действие эвакуированного оборудования и крупного капитального строительства в восточных районах. К концу 1942 г. удалось материально обеспечить перелом в ходе войны, который окончательно определился в 1943 г. Этот год ознаменовался крупнейшими победами Красной Армии и стал переломным для военной экономики СССР.

Опираясь на слаженное и быстро растущее военное хозяйство, созданное к началу 1943 г., Советское государство достигло крупных успехов в увеличении производства военной продукции и расширении боевых резервов Советских Вооруженных Сил. Начиная с 1943 г. военное хозяйство СССР по своим масштабам, техническому уровню и структуре все полнее удовлетворяло требования войны и надежно обеспечивало успешное решение стратегических, тактических и оперативных задач Красной Армии.

До Великой Отечественной войны история не знала государства, которое сумело бы в ходе войны так решительно переломить в свою пользу столь невыгодное для себя вначале соотношение сил и военно-экономических потенциалов, как этого достиг СССР. Достижение общего экономического и военного перевеса СССР над фашистской Германией было подготовлено героическим советским народом под руководством Коммунистической партии. Уже зимой 1942/43 г., в период Сталинградской битвы, превосходство немецко-фашистских войск в количестве боевой техники было ликвидировано.

Как в мирное время, так и в военный период экономика СССР развивалась на основе познания и целенаправленного использования Коммунистической партией экономических законов социализма. И хотя вся жизнь Советского государства была перестроена на военный лад, а 57-58% национального дохода, 65-68% промышленной и около 25% сельскохозяйственной продукции направлялось на удовлетворение военных нужд, экономическое развитие страны, как и всего советского общества, продолжалось. Об этом свидетельствовали рост основных производственных фондов, большое капитальное строительство, увеличение национального дохода, забота Коммунистической партии и Советского правительства о материальных и культурных условиях жизни трудящихся.

В условиях войны значительно возросла роль субъективного фактора в становлении и развитии военной экономики, взаимосвязи производственных и надстроечных явлений, сознательной деятельности людей. Объективный характер действия в военный период важнейших экономических законов социализма оставался непреложным. Коммунистическая партия не открывала новых и не упраздняла действующих экономических законов социализма, а познавала особенности их проявления в период войны и на этой основе разрабатывала свою экономическую политику, определяла задачи, методы и приемы создания и развитии военной экономики.

Достижение военной, политической и экономической победы над фашистской Германией в огромной степени зависело от глубины отражения объективных условий в политике Коммунистической партии, в системе государственного управления и во всей сознательной деятельности советских людей. Коммунистическая партия, исходя из требований экономических законов социализма, разрабатывала формы и методы организации и управления военным хозяйством, воздействовала своей политикой на сознание советских людей, направляла их усилия на создание мощной и слаженной военной экономики. Экономические законы социализма получали таким образом соответствующее отражение в проводимых партией мероприятиях по совершенствованию управления и планирования и в повседневной деятельности советских людей.

В период войны проявление экономических законов социализма имело существенные особенности, обусловленные спецификой военной обстановки. Военная экономика в целом, ее требования не были «зеленой улицей» для действия экономических законов социализма. Важнейшей особенностью использования экономических законов социализма в становлении и развитии военной экономики явилось сужение сферы их действия по сравнению с периодом мирного строительства. Это прежде всего проявилось в существенном изменении довоенных хозяйственных пропорций: между производством и потреблением, I и II подразделениями, накоплением и потреблением, промышленностью и сельским хозяйством, производством и транспортом, средствами производства и ресурсами труда.

Так, если в 1944 г. вся промышленная продукция СССР составила 104% довоенного уровня, то производство средств производства возросло по сравнению с 1940 г. на 36%, а производство предметов потребления упало до 54% уровня 1940 г. Преимущественному росту объема производства военной и тяжелой промышленности способствовало то обстоятельство, что в годы войны сюда направлялись основные денежные средства, материальные и трудовые ресурсы.

В отличие от мирного периода, когда обеспечивались нормальные стоимостные отношения между I и II подразделениями социалистического производства, в военный период соответствие между производством и потреблением в силу необходимости нарушилось, так как тяжелая промышленность была вынуждена резко сократить производство и поставку средств производства для отраслей народного хозяйства, производящих предметы потребления.

В то время как отличительной чертой экономики СССР мирных лет являлось пропорциональное развитие всех отраслей народного хозяйства при опережающих темпах развития тяжелой промышленности, в военные годы происходило форсированное развитие военной промышленности и связанных с ней отраслей, главным образом металлургической и топливной промышленности, машиностроения и энергетики, при низких темпах воспроизводства отраслей II подразделения, непромышленных отраслей материального производства, в том числе сельского хозяйства, и ограничении развития непроизводственной сферы, что вносило изменения в пропорции общественного воспроизводства.

Например, в годы войны имела место известная диспропорция между ростом промышленности и развитием сельского хозяйства. Уровень развития сельского хозяйства был более низким, чем уровень развития промышленности. В сельском хозяйстве вплоть до 1944 г. происходил процесс сокращения производства продукции, в то время как в промышленности этот процесс прекратился уже в 1942 г., а в 1943 г. начался рост промышленного производства.

При этом в военной экономике СССР продолжал действовать закон преимущественного, т.е. опережающего, роста производства средств производства. Правда, пределы его действия были также сужены, потому что общество использовало его в одном направлении - с целью обеспечения правильных пропорций в сфере военного хозяйства за счет вынужденного допущения определенных диспропорций во всем народном хозяйстве и временного ущемления потребностей населения. Если в 1945 г. продукция промышленности группы «А» превысила уровень 1940 г. на 12%, то продукция промышленности группы «Б» составила только 59% довоенного уровня. Однако на заключительной стадии войны партия и правительство начали интенсивно переключать часть производственных мощностей военной промышленности на производство как оборудования для промышленности группы «Б», так и самой ее продукции с целью повышения уровня снабжения населения.

Как в мирное время, так и в годы войны главным источником национального дохода СССР являлась промышленность, но доля ее в национальном доходе видоизменилась и увеличилась, составив в 1943 г. 56,4% и в 1944 г. 51,2% против 50,6% в 1940 г., что было обусловлено ростом удельного веса машиностроения и металлообработки в самой промышленности. В 1945 г. удельный вес промышленности в национальном доходе СССР временно снизился в связи с тем, что потребность в военной продукции стала уменьшаться, а выпуск более трудоемкой гражданской продукции не мог в течение одного (второго) полугодия компенсировать сокращение военного производства.

Удельный вес сельского хозяйства в национальном доходе СССР, составлявший в 1942 г. 27,3%, снизился в 1943 г. до 24,6%, а в 1944 и 1945 гг. превысил довоенный уровень.

В годы войны произошло повышение в национальном доходе СССР удельного веса капитального строительства с 5,5% в 1940 г. и 5% в 1942 г. до 6,8% в 1945 г., что обусловило накопление основных фондов.

В годы войны, несмотря на огромный материальный ущерб, нанесенный народному хозяйству гитлеровским нашествием, наша страна укрепляла и развивала свои производительные силы. Социалистическое государство оказалось достаточно сильным для того, чтобы в тяжелых условиях войны направлять значительные средства на выполнение огромных капитальных работ в ведущих отраслях народного хозяйства. Между тем в большинстве участвовавших во второй мировой войне капиталистических стран, в том числе и в фашистской Германии, объемы капитального строительства снизились.

Капитальные вложения в народное хозяйство СССР выросли с 18,6 млрд. руб. в 1942 г. до 27,4 млрд. руб. в 1944 г. и 36,3 млрд. руб. в 1945 г. Всего за годы войны капитальные вложения составили 94,6 млрд. руб. Важнейшей особенностью экономики СССР в период Великой Отечественной войны явилось развертывание по мере освобождения от врага советской территории восстановления разрушенного гитлеровцами народного хозяйства. Благодаря огромным усилиям Коммунистической партии и советского народа быстро возрождалась индустрия, сельское хозяйство. В связи с этим в 1944 г. общий объем капитальных вложений в народное хозяйство СССР увеличился по сравнению с 1943 г. в 1,4 раза. В целом по стране только за три года (1942-1944) было введено в действие новых и восстановленных производственных мощностей общей стоимостью 77 млрд. руб. 1

Важнейшим фактором роста национального дохода СССР явился систематический рост численности трудящихся, занятых в сфере материального производства. Решающим фактором роста национального дохода был подъем производительности труда. В годы войны производительность труда повысилась в 1,5 раза, а в военной промышленности - еще больше.

Рост производительности труда в основном достигался без больших капитальных вложений за счет проведения таких эффективных мер, как улучшение организации труда; закрепление за важнейшими отраслями народного хозяйства основных квалифицированных кадров рабочих и специалистов; совершенствование технологии производства; оснастка оборудования высокопроизводительными инструментами и приспособлениями; механизация труда; внедрение поточных линий и конвейерной системы производства в сборочных, механообрабатывающих и заготовительных цехах; преимущественное материально-техническое снабжение важнейших отраслей народного хозяйства; создание на военном производстве нормальных заделов; оснащение военных заводов новыми типами высокопроизводительных станков; модернизация части оборудования; обеспечение преимущественного снабжения лучших производственников; развитие системы материального и морального поощрения производственной инициативы и трудового подъема трудящихся.

Важным источником роста производительности труда явилось повышение уровня квалификации труда. За военный период новые кадры рабочих получили необходимую профессионально-техническую подготовку и приобрели производственный опыт.

Но главнейшим фактором роста производительности труда являлся трудовой подъем советских тружеников. Рабочий класс, колхозное крестьянство, советская интеллигенция трудились вдохновенно и самоотверженно. Источником их великого трудового подвига служили патриотизм, высокая идейная убежденность, сознательность, всенародное стремление внести свой вклад и приблизить победу над фашизмом. На предприятиях, колхозных полях, стройках, транспорте - всюду во много раз перевыполнялись довоенные нормы выработки. По всей стране в небывалых масштабах развернулось Всесоюзное социалистическое соревнование за быстрейшее и высококачественное выполнение заданий фронта. Оно явилось важным фактором массового развития инициативы в решении производственных вопросов, выявления резервов производства, увеличения выпуска продукции, роста производительности труда.

В военный период упрочился и продолжал развиваться социалистический принцип распределения по труду. В промышленности, строительстве и на транспорте этому содействовали развитие премиальных форм оплаты труда и введение среднепрогрессивных норм, в сельском хозяйстве - улучшение системы оплаты по трудодням с учетом качества работы, повышения урожайности полей и продуктивности животноводства.

Существенным источником роста национального дохода явилась экономия материальных затрат. В результате предпринятых партией и правительством мер по снижению издержек производства в военный период были снижены цены на военную технику более чем на 50 млрд. руб. В годы войны осуществлялся жесткий режим экономии материальных и финансовых средств. В промышленности широко проводились мероприятия по внедрению новой техники и модернизации старой, специализации и кооперированию производства, использованию заменителей дефицитного сырья.

В военный период сохранились и проявились закономерности, свойственные воспроизводству национального дохода страны в мирные годы. За счет роста национального дохода и использования накопленных резервов было обеспечено решение задач потребления, накопления и возмещения военных затрат. Национальный доход СССР, снизившийся в первый период войны, непрерывно возрастал на протяжении последующих военных лет. Если в 1942 г. национальный доход страны упал до 66% довоенного уровня, то в 1944 г. он возрос до 88% уровня 1940 г. Этот рост явился результатом расширенного воспроизводства и не был связан с освобождением временно оккупированных врагом районов, ибо продукция, выработанная в 1944 г. промышленностью освобожденных районов, составляла только 18% объема 1940 г., а в тыловых районах валовая продукция промышленности возросла против 1940 г. в 2,3 раза.

В годы войны происходил процесс возрастания доли накопления в национальном доходе, хотя она по сравнению с довоенным периодом в 1943 г. составила 7% и в 1944 г. - 15% общей суммы национального дохода против 19% в 1940 г.

В период войны значительная часть прироста накопления уничтожалась бесследно (средства военной техники) и, следовательно, не возвращалась в народнохозяйственный оборот, что ограничивало материально-техническую основу воспроизводства гражданской продукции. Разумеется, эти факторы не могли иметь место в период мирного строительства.

В период военной экономики кругооборот общественного продукта существенно изменился, поскольку преобладающая часть общественного продукта шла на удовлетворение нужд фронта. Так, тяжелая промышленность поставляла средства производства в основном оборонной промышленности и связанным с ней отраслям, а отраслям, производящим предметы потребления, значительно меньше, чем в довоенные годы. В связи с этим темпы воспроизводства основных производственных фондов во многих гражданских отраслях резко снизились.

Убедительным доказательством того, что в годы войны развитие экономики осуществлялось на основе сознательного использования советским обществом экономических законов социализма, явился процесс расширенного социалистического воспроизводства на сопоставимой территории. Навязанная Советскому Союзу война не могла вестись только за счет заранее созданных государственных резервов и требовала расширенного воспроизводства. О наличии расширенного воспроизводства в СССР во время войны свидетельствовало обеспечение нужд фронта, которое в течение всей войны росло из квартала в квартал, причем потребности фронта удовлетворялись почти полностью за счет собственных ресурсов, так как поставки западных союзников по ленд-лизу составляли лишь 9 800 млн. долл. и имели значение для ликвидации отдельных «узких» мест 2 .

В военный период расширенное социалистическое воспроизводство представляло собой единство планомерного расширенного воспроизводства таких производительных сил и производственных отношений, которые содействовали быстрому подъему военной экономики в целом. Расширенное воспроизводство социалистических производственных отношений базировалось, как и в мирные годы, на основе развития социалистической собственности, укрепления и развития социалистических принципов организации производства и распределения. Для расширенного воспроизводства планомерно и целесообразно использовались общественный продукт и национальный доход СССР.

Социалистическое воспроизводство совершалось на основе использования основного экономического закона социализма в рамках новых производственных отношений, вызванных экономическими условиями военного времени, В ходе социалистического расширенного воспроизводства было достигнуто воспроизводство общественного продукта, трудовых ресурсов, развитие новых производственных отношений.

Процесс расширенного воспроизводства в условиях войны имел специфические черты и качественные особенности, которые существенно отличали его от процесса расширенного воспроизводства в мирное время. Наряду с коренным изменением условий воспроизводства общественного продукта и его вещественной структуры по сравнению с мирным временем, выразившимся в переключении производственных мощностей и использовании огромной массы материальных и трудовых ресурсов для выпуска военной продукции, отличительной чертой воспроизводства в период военного времени являлся также особый характер перераспределения общественного продукта и национального дохода - усиленная концентрация ресурсов на «узких», но важнейших участках экономики.

В период войны процесс расширенного воспроизводства основных фондов начался не сразу. Первые полтора года войны крайне неблагоприятно сказались на состоянии основных фондов, поскольку на временно оккупированной врагом советской территории они были разрушены.

Со второго периода войны в стране происходил значительный рост основных фондов, что явилось результатом роста капитальных вложений в народное хозяйство. Капиталовложения в промышленность в несколько раз превзошли износ основных фондов. Объем капитальных работ в 1944 г. был в 1,5 раза больше, чем в 1943 г. Благодаря этому значительно обновились основные фонды промышленности, происходило ее техническое перевооружение на основе модернизации оборудования, внедрения многочисленных усовершенствований, новых приспособлений и инструментов.

Несмотря на огромные трудности, связанные с войной, производственные фонды народного хозяйства значительно возросли. В 1943 г. основные производственные фонды (без скота) увеличились по сравнению с 1942 г. на 20%, в 1944 г. - на 24, в 1945 г. - на 29%. Объем основных фондов заметно приблизился к довоенному уровню. Если в 1942 г. стоимость основных фондов снизилась до 68% уровня 1940 г., то в 1943 г. она повысилась до 76%, в 1944 г. - до 84, в 1945 г. - до 88%. Это повышение свидетельствовало о том, что в годы войны в народном хозяйстве были получены накопления, часть которых направлялась на увеличение основных фондов в размерах, перекрывающих их выбытие.

Наряду с этим в годы войны происходило прогрессивное изменение структуры основных фондов: резко возросла доля основных фондов промышленности, а среди ее отраслей более быстро увеличилась доля основных фондов тяжелой промышленности. В целом отраслевая структура производственных фондов обеспечивала необходимые пропорции в сфере материального производства.

Основные производственные фонды росли и в сельском хозяйстве. Правда, в 1942 г. основные фонды сельского хозяйства упали до 55% довоенного уровня, но в 1945 г. они поднялись до 74%, хотя темпы их роста были ниже темпов роста промышленных фондов. В условиях отвлечения на фронт миллионов работников механизация сельского хозяйства и индустриальная структура его основных производственных фондов позволили поддержать сельское хозяйство на минимально возможном и необходимом в военное время уровне. В структуре основных фондов сельского хозяйства СССР даже во время войны оборудование, машины и другие средства механизации занимали более 50%.

Во время войны росли также фонды транспорта, что обеспечило нормальное обращение всей товарной части общественного продукта. В 1945 г. основные производственные фонды транспорта и связи составили 87% уровня 1940 г. против 67%, в 1942 г.

В военный период возрастали непроизводственные основные фонды. Хотя они и не являются средствами труда, но роль их в экономике велика, поэтому пропорции между производственными и непроизводственными фондами имеют важное значение для роста производительности общественного труда, для оптимального сочетания накопления и потребления.

На завершающем этапе Великой Отечественной войны началось восстановление и использование амортизационных отчислений на капитальный ремонт основных фондов. Из Государственного бюджета СССР выделялись дополнительные ассигнования для капитального ремонта и восполнения не выполненных за военные годы ремонтных работ по производственным основным фондам.

Расширенное воспроизводство включало в себя и процесс восстановления. Хотя в начале войны его сдерживали темпы хозяйственного развития, но по мере преодоления трудностей военного времени восстанавливаемые предприятия сами становились дополнительным фактором ускорения темпов экономического развития.

Высокие темпы расширенного социалистического воспроизводства в период войны - яркое проявление преимуществ социалистического общественного строя, убедительное свидетельство его огромных возможностей.

В военной экономике действовали, хотя и не в полную силу, другие экономические законы социализма. Например, действовал в ограниченных рамках закон наиболее полного удовлетворения потребностей народа, выражающий цель социалистического воспроизводства, так как в условиях войны у государства не было достаточных средств для реализации такой цели. Сфера действия этого закона сузилась возникшей объективной общественной потребностью максимального удовлетворения нужд фронта. И все же этот экономический закон не потерял своей силы, поскольку действовали условия, его породившие: общественная собственность на средства производства и социалистические производственные отношения.

Советское государство, исходя из условий общественного производства, неизменно учитывало экономический закон наиболее полного удовлетворения потребностей народа. В период войны его действие проявлялось, во-первых, в сохранении на прежнем уровне государственных розничных цен на предметы народного потребления как в государственной, так и в кооперативной торговле на протяжении всей войны; во-вторых, в продолжении, хотя и в ограниченном размере, финансирования социально-культурного обслуживания советского народа. В СССР не произошло замораживания или понижения заработной платы в сфере материального производства. Именно благодаря сознательному использованию этого закона и планированию экономики Советскому государству удалось наладить организованное снабжение населения, не прибегая при этом к сбалансированию бюджета за счет трудящихся, как это имеет место при подобных обстоятельствах в капиталистических странах.

В годы войны соотношение потребности в приросте общественного продукта, обостренной нуждами войны, и баланса трудовых ресурсов, ограниченных в военное время, должно было вызвать интенсификацию использования закона экономии общественного труда, однако этого не произошло.

Здесь надо разграничить экономию живого труда и экономию всего общественного труда. Если производительность живого труда в годы войны возросла, то действие закона экономии всего общественного труда сужалось недостаточным ростом вооруженности труда и понижением среднего уровня квалификации труда вследствие вовлечения в производство неквалифицированных рабочих кадров. Ограниченное действие этого закона проявилось также в увеличении выработки на одного рабочего за счет увеличения не только производительности труда, обусловленного совершенствованием техники и технологии производства и другими аналогичными факторами, но и отработанного времени путем удлинения рабочего дня и введения сверхурочных работ. Разумеется, производительность общественного труда в целом повысилась в первую очередь благодаря героическому труду советских людей.

Таким образом, закон экономии общественного труда и времени продолжал действовать, но с некоторыми отклонениями. Особенности проявления этого закона во время войны сказались на действии закона стоимости. Характерные отклонения в действии закона стоимости были вызваны и объяснялись изменениями, происшедшими в действии других экономических законов, с которыми он связан.

Закон стоимости, как выражение объективной потребности экономического хозяйствования, во время войны осознавался советским обществом как особо актуальный для управления общественным производством. Но война ограничила возможности использования этого закона, так как, во-первых, снизилась роль денег, через посредство которых действует закон стоимости, а, во-вторых, на неорганизованном рынке усилилось действие стихийных сил вследствие уменьшения товарных ресурсов в руках государства и множественности цен. О действии закона стоимости свидетельствуют как централизованные мероприятия по экономии материальных, трудовых и финансовых затрат, так и массовая инициатива трудящихся по рациональному использованию и сбережению ресурсов. Но действие этого закона претерпело значительные отклонения, потому что во время войны в известной мере нарушалась основа закона стоимости - производство продукта по общественно необходимым затратам.

В военный период ослабело действие закона распределения по труду. Наиболее высокая заработная плата связывалась не с высшей квалификацией рабочих, а со значением отрасли, в которой они были заняты, для обороны. Поскольку в отраслях, связанных с обороной, было сосредоточено большинство рабочих, то здесь сконцентрировалась значительная часть фондов зарплаты, а следовательно, и покупательных фондов. По тем же причинам (сосредоточение людских и материальных ресурсов в оборонных отраслях) абсолютно сократилось производство промышленности группы «Б», вследствие чего и образовался нереализованный спрос на товары народного потребления. Все это привело к нарушению равновесия между спросом и предложением - одной из сторон действия закона стоимости.

Так, сократившееся предложение товаров государством усилило спрос на них на колхозном рынке, где поднялись цены. В результате несколько снизилась покупательная способность рубля. В некоторых отраслях рост заработной платы не компенсировался ростом производительности труда, что вело к повышению себестоимости продукции. В сельском хозяйстве вследствие уменьшения средств механизации себестоимость продукции повысилась и через действие закона стоимости оказывала свое влияние на соотношение цены и стоимости: цены отрывались от стоимости. По этой причине между промышленностью и сельским хозяйством увеличивалась неэквивалентность обмена. В городе карточная система вела к некоторой уравнительности в реальной оплате труда. Все это подрывало действие закона стоимости.

В процессе становления и развития военной экономики Советское государство учитывало экономический закон рационального размещения производительных сил, научные принципы которого сформулировал В. И. Ленин. Хотя действие закона рационального размещения производительных сил в известной мере нарушалось в связи с необходимостью направлять эвакуированное да и новое оборудование в пункты, где имелись для этого свободные производственные площади, но в целом размещение эвакуированных производственных мощностей производилось не стихийно, не самотеком, а организованно, с учетом приближения к источникам сырья, энергетическим ресурсам, наличия транспортной сети и т.д.

Размещение эвакуированных производительных сил, а также строительство новых промышленных предприятий в восточных районах имели решающее значение для развития военной экономики, положительно сказались на рациональном использовании разнообразных природных богатств страны, ускорили процесс расширенного воспроизводства и рост производительности труда.

Важным средством организации военного хозяйства СССР и достижения экономической победы над фашистской Германией явилось усиление организационного централизма в государственном управлении и планировании народного хозяйства.

Борьбу советского народа против вероломно напавшего врага возглавили Коммунистическая партия, ее Центральный Комитет, Советское правительство и Государственный Комитет Обороны. Организующая и направляющая роль Коммунистической партии ярко проявилась в единстве политического, экономического и военного руководства страной и Вооруженными Силами. Вся полнота государственной власти была сосредоточена в одном органе - Государственном Комитете Обороны, вся деятельность которого проходила в тесном контакте со Ставкой Советского Верховного Главнокомандования. Это позволило обеспечить комплексное и оперативное решение вопросов вооруженной борьбы и работы советского тыла. Вопросы, имеющие важнейшее военно-политическое значение, рассматривались на совместных заседаниях Политбюро ВКП(б), ГКО и Ставки.

На места для руководства военной экономикой, осуществления координации деятельности партийных, советских и хозяйственных органов по мобилизации всех ресурсов страны назначались уполномоченные ГКО. В районах, расположенных в непосредственной близости к фронту, были образованы городские комитеты обороны.

Создание Государственного Комитета Обороны, института уполномоченных ГКО и местных комитетов обороны обеспечило усиление централизации в руководстве военным хозяйством, позволило быстро и конкретно претворять в жизнь политику партии, осуществлять наиболее полную мобилизацию и использование материальных и людских ресурсов государства для разгрома врага.

По решению ГКО были созданы народные комиссариаты танковой промышленности, вооружения, боеприпасов, минометного вооружения, при Совнаркоме СССР были образованы Комитет по учету и распределению рабочей силы, Совет по эвакуации, Советское информбюро. Вопросами военной экономики активно занимались И. В. Сталин, A. А. Андреев, Н. А. Вознесенский, А. А. Жданов, М. И. Калинин, А. П. Косыгин, А. И. Микоян, В. М. Молотов, Н. М. Шверник. Руководителями основных отраслей военной экономики СССР были М. Г. Первухин, Б. Л. Ванников, В. А. Малышев, Д. Ф. Устинов, И. Ф. Тевосян, А. И. Шахурин, П. И. Паршин, П. К. Байбаков, B. В. Вахрушев, А. И. Ефремов, П. Ф. Ломако и др.

Применительно к условиям военного времени была перестроена работа ЦК ВКП(б), ЦК компартий союзных республик, краевых и областных комитетов партии, Совнаркома СССР и совнаркомов союзных и автономных республик, крайисполкомов, облисполкомов, местных партийных и советских органов. В ЦК компартий союзных республик, обкомах и крайкомах были образованы новые отраслевые отделы по оборонной промышленности и транспорту. Увеличился состав парторгов ЦК ВКП(б) и комсоргов ЦК ВЛКСМ на заводах и фабриках. Для оперативного выполнения решений вышестоящих органов были расширены права совнаркомов союзных и автономных республик, а также местных органов государственной власти.

Великая Отечественная война подвергла суровой проверке партийные и советские руководящие органы, их организаторские и деловые способности. Эту проверку они с честью выдержали.

В условиях военного времени строжайшим образом соблюдалась жесткая плановая и производственная дисциплина, повысилась личная ответственность руководящих кадров.

В годы войны возросла централизация в планировании народного хозяйства, обусловленная потребностями военного времени. Перераспределение ресурсов народного хозяйства в первую очередь в пользу военного производства, а также вызванное войной ограничение выпуска ряда важных товаров потребовали централизованного распределения в плановом порядке гораздо большего количества продуктов, чем в мирное время. В период войны количество продуктов, распределяемых из единого центра по государственному плану, увеличилось более чем в 2 раза.

Народнохозяйственное планирование велось на научной методологической основе. Среди важнейших научных принципов планирования особое значение приобрели принцип ведущего звена и тесно связанный с ним принцип наибольшей экономической эффективности. В военно-хозяйственные планы закладывалось такое использование потенциальных возможностей социалистической экономики, которое давало возможность превзойти по производству военной техники гитлеровскую Германию, несмотря на то что она использовала экономические и трудовые ресурсы почти всей оккупированной ею Европы. В планах учитывались главные, решающие участки военной экономики и на них сосредоточивался максимум материальных, денежных и трудовых ресурсов. В планировании широко применялись балансовый метод, экономические расчеты наиболее эффективного использования производственных мощностей, трудовых ресурсов, сырья, материалов и т.д.

Плановый характер советской экономики, обусловленный господством общественной социалистической собственности на средства производства, обеспечил возможность установления пропорций между отраслями и предприятиями на основе государственного плана и дал возможность в короткий срок коренным образом изменить пропорции мирного периода в интересах победы над врагом. В распределении труда и материальных фондов преобладающую долю заняли военное производство и кооперированные с ним отрасли военного хозяйства.

Изменение пропорций в народном хозяйстве, направленное на быстрейшее развитие военной экономики и обеспечение нужд фронта, нашло отражение в балансе народного хозяйства. Он включал научный анализ основных пропорций и взаимных связей между отраслями за предыдущий плановый период и научно обоснованные расчеты по важнейшим показателям производства и использования общественного продукта и национального дохода на планируемый период. Баланс народного хозяйства базировался на использовании экономических законов социалистического воспроизводства, позволял рационально распределять производственные, материальные, финансовые, трудовые ресурсы и определять оптимальные задания по развитию военной экономики в интересах разгрома врага.

В годы войны в планировании при разработке планов, согласовании и координировании всех сторон и отраслей воспроизводства с целью обеспечения быстрейшего создания слаженного военного хозяйства использовался закон планомерного, пропорционального развития народного хозяйства, но с некоторыми ограничениями. Это проявилось в том, что единый народнохозяйственный план балансировался на односторонней основе максимально возможного удовлетворения потребностей фронта при ограничении и лимитировании остальных потребностей общества и поэтому не мог обеспечить то оптимальное сочетание потребления и накопления, присущее социализму, а также I и II подразделений общественного производства, которое обеспечивалось в мирное время. Действие этого закона сказалось в том, что полностью использовались производственные мощности отраслей, взаимосвязанных с военной промышленностью. Экономически это означало, что закон планомерного, пропорционального развития действовал в условиях несколько ограниченного проявления основного и других экономических законов социализма, а потому сфера его действия тоже имела некоторые ограничения.

В период войны не получил должного простора в планировании и принцип демократического централизма, поскольку именно в планировании особенно усилилась централизация.

С первых дней войны вся работа по перестройке экономики на военный лад, развертыванию военной промышленности и других оборонных отраслей проходила строго по плану. Составляемые Госпланом СССР и утверждаемые СНК СССР и ГКО военно-хозяйственные планы имели силу закона, содержали обширную программу военного производства, давали ясную перспективу развития военной экономики. Они играли большую мобилизующую и организующую роль. Наряду с главной задачей - максимальным развитием военной промышленности в планах предусматривался и соответствующий уровень развития металлургии, топливной промышленности, энергетики, отраслей машиностроения, транспорта, сельского хозяйства, т.е. тех отраслей, без развития которых не могло быть прочного подъема военной экономики.

В годы войны осуществлялся систематический строгий контроль за выполнением плановых заданий, оперативно выявлялись «узкие» места и диспропорции в развитии военного хозяйства и принимались решительные меры по их срочному устранению.

Государственное планирование, будучи важнейшим орудием централизованного распределения и перераспределения материальных, трудовых и финансовых ресурсов, обеспечило быструю мобилизацию производственного потенциала страны для разгрома врага.

Решающими факторами, обеспечившими победу Советского Союза над фашистской Германией, явились: беспримерная по масштабам и сложности руководящая и военно-организаторская деятельность Коммунистической партии Советского Союза в годы войны; крепость и могущество Советского социалистического государства - государства нового типа; доблесть и мужество вышедших из недр советского народа и тесно связанных с ним единством целей и интересов Советских Вооруженных Сил, с честью выполнивших свой патриотический и интернациональный долг; трудовой подвиг тружеников советского тыла.

Коммунистическая партия - направляющая и вдохновляющая сила советского общества - с первых дней войны мобилизовала народные массы на священную борьбу с немецко-фашистскими захватчиками и защиту завоеваний социализма. В годы Отечественной войны Коммунистическая партия явилась достойным организатором и вдохновителем сражающегося советского народа. Руководствуясь во всей своей деятельности учением марксизма-ленинизма, партия разработала научно обоснованную программу разгрома немецко-фашистских захватчиков, сплотила вокруг себя все народы СССР, объединила воедино усилия фронта и тыла, воинов и тружеников, возглавила всенародную борьбу с фашизмом и довела ее до победного конца.

В мудром руководстве Коммунистической партии ярко проявилось умелое использование всех объективных возможностей, заложенных в социалистическом строе, для создания прочной военной организации всего советского общества. Усилиями партии и правительства советский тыл превратился в единый боевой лагерь, питающий фронт людскими резервами, оружием, боеприпасами, продовольствием, поддерживающий моральный дух сражавшихся воинов.

Коммунистическая партия развернула колоссальную деятельность по организации всенародной борьбы на временно оккупированной территории СССР. В тылу врага были созданы подпольные партийные организации, развернулось массовое партизанское движение. В рядах партизанских отрядов, соединений и в подпольных организациях активно действовало свыше миллиона советских людей.

В начальный, особенно трудный период войны, когда советскому народу пришлось испытать и неудачи, и горечь поражений, партия не замалчивала всей тяжести испытаний, выпавших на долю нашей страны. В директиве Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 г. говорилось: «…в навязанной нам войне с фашистской Германией решается вопрос о жизни и смерти Советского государства, о том - быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение». Партия и правительство потребовали «покончить с благодушием и беспечностью и мобилизовать все наши организации и все силы народа для разгрома врага, для беспощадной расправы с ордами напавшего германского фашизма» 3 .

Партия, используя преимущества социалистического способа производства и планового ведения хозяйства, в исключительно короткий срок перевела на военные рельсы все отрасли советской экономики: промышленность, транспорт, сельское хозяйство. В ходе создания и развития военной экономики партия предостерегала от опасности переоценки собственных сил, указывала на недопустимость довольствоваться достигнутыми успехами, вскрывала недостатки в работе военной экономики и призывала сосредоточить все силы на удовлетворении нужд фронта, чтобы обеспечить быстрейший разгром гитлеровской Германии.

На основе глубокого анализа основных закономерностей, объективно определяющих ход и исход всей войны, партия показала те главные факторы, в результате которых немецко-фашистские войска добились успеха в первый период войны: внезапность нападения на СССР, экономическое и военное превосходство агрессора, и убедительно доказала, что они имели временный, преходящий характер, ибо Советское государство в силу преимуществ социалистической системы хозяйства вполне обладало военно-экономическими возможностями для решительного изменения в свою пользу соотношения вооруженных сил и внешнеполитических условий.

«Война показала, - отмечается в «Истории второй мировой войны», - что исход вооруженной борьбы не определяется простым соотношением материальных и людских ресурсов сторон. Исход продолжительной борьбы решается совокупностью политических, экономических, социальных и моральных факторов, умелым и целеустремленным использованием всех наличных и потенциальных сил, достижением превосходства на решающих этапах и важнейших направлениях» 4 .

Партия умело и решительно привела в действие все силы и средства Советского государства для всемерного развития и укрепления экономического и военного потенциала страны, определяла политические и стратегические цели войны, осуществляла руководство всеми сферами общественной и государственной жизни СССР. Под ее руководством готовились и проводились важнейшие операции Великой Отечественной войны, решались актуальные вопросы строительства Вооруженных Сил, организации советских войск, их технического оснащения и боевого использования. Она руководила распределением трудовых, материально-технических и финансовых ресурсов Советского государства, организовала в кратчайший срок слаженное военное хозяйство.